Джон Кризи - Двойная ставка на смерть

Поэтому он решительно шагнул вперед, крепко взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь скрипнула. Он услышал, как испанец вскрикнул и бросился к двери, но ключ был вставлен снаружи. Доулиш плавно повернул его, Фернандес добежал до двери и попытался высадить ее — дверь сотрясалась от яростного напора.

На пороге кухни возникла испуганная Элис.

Доулиш успокоительно улыбнулся ей.

— Успокойтесь, нет никаких причин для волнений, — мягко сказал он, — просто человек немножко расстроен и как бы не в себе. Вообще-то вы можете быть свободны.

— Я… я почти закончила, — пролепетала Элис.

Фелисити растерянно пробормотала:

— Надо этому как-то положить конец.

— Пусть чуть остынет, — доверительно сказал Доулиш. — Он не сообщил тебе, почему так опасается полиции, а?

— Не будь глупцом, конечно, нет. — Фелисити явно была обеспокоена. Фернандес перестал колотить по двери, но тишина действовала на нервы еще больше, чем шум. — Надеюсь, он не станет там вопить.

Доулиш улыбнулся:

— Если и начнет, то ему придется удостовериться, что у нас есть кое-какие возможности утихомирить человека, любящего баловаться огнестрельным оружием.

— Но он может случайно обнаружить, что в кабинете хранятся мои собственные драгоценности, — колко заметила Фелисити.

Доулиш рассмеялся:

— Я могу поверить во многое, но только не в то, что Фернандес хитроумная бестия, что сумел загодя рассчитать, как он по нашей собственной инициативе останется в кабинете один на один с сейфом и преспокойненько его вскроет. Как бы там ни было, ему и за месяц с ним не справиться, если бы он даже очень сильно захотел.

— Неужели?

— Честное слово. Можешь не волноваться, и…

— Я думаю, самое время вызвать полицию, — перебила его Фелисити. — В конечном счете все равно придется так поступить, а если мы сделаем это немедленно, то избавим себя от массы хлопот. Он может снова натворить каких-нибудь глупостей. — Доулиш промолчал, тогда она холодно продолжила: — Я знаю, что ты готов рассматривать это как новый триумф знаменитого детектива-любителя мистера Патрика Доулиша, но у меня на сей счет имеется иное соображение. Мне вообще не по душе твои триумфы. Это же трюк, разыгранный специально, чтобы завлечь тебя… разве только, разумеется, ты действительно миловался с этой женщиной в Мадриде, Милане и Цюрихе и провел медовый месяц в Париже.

Доулиш довольно кисло улыбнулся:

— Будь милосердной, солнышко! Мы с тобой имеем дело с историей, в которой некто, прикрываясь моим именем, знакомится с красавицей-испанкой, женится на ней и наследует ее драгоценные камни, разумеется, если история эта правдиво нам изложена. Возникает естественный вопрос: что я должен предпринять? Ничего?

— Вызывай полицию!

— В этом случае Билл Триветт проследит, как я буду пытаться выяснить, что за всем этим кроется, — возразил Доулиш. — Конечно, рано или поздно придется ему все рассказать, но только не сейчас, не в столь неподходящее время, — это же ясно как божий день!

— Но почему нельзя именно сейчас? — совсем уж сердито спросила Фелисити.

— Да потому, что единственное, что мы можем поставить в вину Карлосу де Киенто и Фернандесу — это его страх перед полицией, — терпеливо продолжил свои разъяснения Доулиш. — И стоит нам вызвать полицию, как мы тотчас утратим единственную ниточку, за которую можно ухватиться и потянуть.

— Тоже мне, ниточка!

— Ну да, ниточка, разумеется, если смотреть на это моим искушенным взглядом. — Доулиш обнял жену за талию. — Согласись, что я не мог с ходу разрешить эту неожиданно возникшую проблему. Я никогда прежде не слышал о Фернандесе, да и о его сестре впервые услышал от тебя сегодня вечером; ты первой столкнулась с верхушкой этого коварного айсберга. И если некто действует под моим именем, устраивая такие фокусы с одной девушкой, он, вероятно, попытается проделать этот трюк и с другими. Согласись, я вправе выяснить, какую цель он преследует и каким способом стремится ее достичь.

Они довольно долго молчали.

Из кабинета не доносилось ни звука.

Мало-помалу Фелисити успокоилась. Лицо ее осветилось мягкой улыбкой, но глаза по-прежнему отражали беспокойную работу мысли.

— Но все же, согласись, ты не можешь не признать, что хотя в общем и целом вся эта история звучит ужасно абсурдно, упомянуто было так много конкретного — Мадрид, Милан, Цюрих, Париж, наконец, — сказала она, — не говоря уже о медовом месяце.

Доулиш поцеловал ее.