Джон Кризи - Вопль убийства

Она замолчала, вспоминая, как это все было, все, к чему она стремилась, всю надежду, и отчаяние, и вину, и гордость — все, что испытывала в эти последние месяцы. И еще в ней жил страх с той минуты, когда Эрик сообщил ей, что он принял должность в Австралии и собирается туда, страх, что он делает это, чтобы уехать от нее.

— Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что не сможет больше увидеться со мной, — продолжала она безжизненным голосом. — Я поехала прямо в Лондон, чтобы повидаться с ним у него в конторе, но он уже уехал в Оксфорд, ему надо было закончить там какую-то работу, дать какую-то последнюю консультацию, не знаю толком, какую именно. Мне это сказала его секретарша, она была очень добра. Когда он бывает в Оксфорде, он всегда останавливается в «Медведе». Я позвонила в «Медведь», и они сказали, что он там больше не живет, но у него там бронь, и если он собирается туда приехать, то очень поздно. Я… я просто должна была попытаться его увидеть. Я ведь не могу пойти к нему домой или снова в контору. «Медведь» был единственной моей надеждой. А теперь… теперь, среди ночи, я не могу туда поехать и…

Совершенно неожиданно даже для самой себя она расплакалась. Постепенно этот плач перешел в неудержимые рыдания. Она почувствовала руку на своих плечах, твердую и уверенную, почувствовала ладонь, гладившую ее волосы, но остановиться не могла, не помогало даже то, что она плачет перед человеком, которого видит первый раз в жизни. Наконец она просто изнемогла от слез и ощутила, как ее тело проваливается все глубже и глубже в постель, она вся дрожит, а рыдания стихают. И наступило состояние полусна-полуяви, в котором уже не было ни горя, ни отчаяния.

Медленно, осторожно Доулиш убрал руку с плеч Шейлы Бернс, ласково поправил подушку, высвободил из-под шеи и плеч темно-рыжие волосы и отодвинулся. Она лежала удобно, успокоенно, слезы высыхали. У нее были красивые плечи, сливочно-белые, подчеркнутые бледно-розовым кружевом ночной рубашки. «Если поправить ее не закрытую одеялом правую руку, — подумал Доулиш, — она проснется». Он развернул сложенное в стороне покрывало и набросил на нее, закрыв руку, потом тихо вышел. В коридоре у начала лестницы стоял Хортон. Он открыл рот, собираясь заговорить, но Доулиш приложил палец к губам и, беззвучно закрыв дверь, с удивительной простотой прошептал:

— Она заснула.

Он знал, что выглядит тупым, громоздким человеком с невыразительным лицом, и эта его обманчивая внешность, отчасти природная, отчасти благоприобретенная, очень помогала ему в работе. Хортон сошел вниз. Доулиш, пригнув плечи и наклонив голову, чтобы не удариться о балку, стал спускаться за ним. Дверь в переднюю комнату была открыта, в камине еще горел огонь.

— Удовлетворены? — требовательно спросил Хортон.

— Думаю, она та, за кого себя выдает, — ответил Доулиш. По правде говоря, он был в этом уверен, насколько вообще можно быть в ком-то уверенным. Конечно, он должен будет все проверить, но много времени это не займет. — Как, вы говорили, называется усадьба за рекой?

— Бэнфорд-Мэнор, — ответил Хортон.

— Мог этот человек прийти оттуда, перейти по мосту и вскарабкаться на дорогу незадолго до смерти?

— Полагаю, что мог, но в такую ночь это была бы жуткая прогулочка.

— Представляю себе. На том крутом берегу много снега?

— Больше, чем где бы то ни было вокруг. Он там всегда лежит.

— Его одежда на рукавах, локтях, коленях была очень влажной, — объяснил Доулиш. — Гораздо более влажной, чем в других местах, даже больше, чем на груди и животе, хотя он лежал ничком, когда вы его нашли.

— Я не обратил внимания.

— Есть другие дома рядом с тем местом?

— Нет.

— Ни на одном берегу?

— Ни одного другого дома на расстоянии мили в любом направлении, — ответил Хортон. — Но чего ради должен… — Он резко оборвал себя.

— …кто-то убегать из Бэнфорд-Мэнора? — продолжил его фразу Доулиш. — Очевидно, он убегал от кого-то или от чего-то, иначе не полз бы по обледенелому снегу.

— Пусть так, но зачем это ему понадобилось? — Хортон говорил вызывающим тоном. — Это какая-то бессмыслица.

— Кто живет в усадьбе?

— Тэвнотты.

— Они там живут давно?

— Если быть точным, — язвительно проговорил Хортон, — триста пятьдесят два года.

Доулиш даже не улыбнулся, но спросил:

— А сколько поколений живет там сейчас?

— Два, — ответил Хортон. — Доулиш…

— Знаю, знаю, — прервал его Доулиш и наконец улыбнулся. — Я веду себя глупо, неуклюже, таинственно, и вам это не нравится. Я вас не виню в этом. Я не могу или, скорее, не хочу объяснить вам, что все это значит, но вы, конечно, в общем виде представляете, чего я добиваюсь. Человек, который мне нужен, Коллис, в высшей степени необыкновенный преступник. Он действовал по меньшей мере в десятке стран и стал международной проблемой. Одна из его специфических особенностей состоит в том, что он любит похищать людей, которые могут быть полезны ему в его преступлениях. А когда они сделают то, что он от них хочет, он их убивает. Нам это известно, потому что мы находили трупы похищенных им людей, выдавших ему, как доказано ходом событий, секреты, которыми обладали только они. Один раз его чуть не поймали в Праге, в отеле, где он жил под именем Коллис. У него есть свое особое клеймо, торговая марка: он не только тщательно убирает на месте похищения все улики и стирает все отпечатки пальцев, но еще издает особый свист, такой пронзительный звук. Он необыкновенно ловко умеет маскироваться. У нас имеются самые разные описания его внешности. Его никогда не описывают как человека маленького. Видимо, он среднего или высокого роста, но умеет казаться ниже, чем на самом деле. Человека, которого вы сегодня нашли, зовут Элберт Халл, он одна из жертв Коллиса. Мы знаем, что его похитили из собственного автомобиля, и знаем, что это было сделано Коллисом. Слышали, как он свистел около автомобиля минут за десять до того, как Халл сел в него, и описание этого свиста ни с чем не спутаешь.