Джон Кризи - Я не собирался убивать

Сверху лежала «Дейли глоб». Четверть ее первой страницы занимало лицо моей жертвы под броским заголовком:

УБИТ ГЕРОЙ

УКРАДЕНО БРИЛЛИАНТОВ НА ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ.

Выходит, я убил национального героя.

Это открытие смутило меня больше, чем что бы то ни было, и изменило ход моих мыслей, заставив думать, что, раз этот человек был известной личностью, полиция поведет расследование с удвоенной энергией. Дело получит широкое освещение в газетах и, возможно, на радио и по телевидению, и это продлится долго. Я подошел к кровати, сел и начал медленно читать статью. Она не сообщила мне ничего, кроме имени убитого; ничто не указывало на то, что полиция кого-либо подозревает.

Майор Тимоти Уайт Маллен был награжден крестом Виктории за свой героизм в Корее, где он в течение трех дней без воды и пищи сдерживал натиск северокорейских орд, чем спас жизни более пятидесяти своих подчиненных, занимавшихся специальными саперными работами. Также майор Маллен был кавалером Военного креста, полученного за подвиги во Франции, когда в возрасте девятнадцати лет руководил группой коммандос, которая…

Значит, мы оба были бывшими коммандос.

Детали убийства были даны сжато и ясно со слов миссис Клайтон. Я обратил внимание, что ни ее фотографии, ни фото ее дочери опубликовано не было. В коротеньком абзаце упоминалось, что она пострадала от полученного шока и находится под медицинским наблюдением, а о ее дочери заботится соседка.

Орудием преступления был трехгранный инструмент, возможно, специально заостренный. Вероятно, речь идет о трехгранном напильнике, используемом для некоторых слесарных работ. Металлическая стружка, найденная на полу комнаты, где был убит майор Маллен, указывает, что убийца подтачивал ключи, чтобы открыть сейф.

Затем шли короткое описание пропавших драгоценностей и указание, заинтриговавшее меня:

Также похищено около двухсот фунтов в бывших в употреблении однофунтовых банковских билетах…

Ни слова о семистах пятидесяти фунтах в пятифунтовых бумажках. Это умолчание не могло быть случайным: должно быть, полиция попросила газетчиков не упоминать про пятифунтовые купюры, но я не видел причин для этого. Я не понимал, какое это могло иметь значение, если обращаться с деньгами очень осторожно. Я отложил газету, услышав, что в дверь стучит гарсон. Человек маленького роста, очень нервный, с зубами белыми, как на рекламе зубной пасты, и черными волосами, напоминавшими волосы Роберта, принес мне завтрак. Утром я почти не думал о Лилиан и детях. Они, несомненно, были взволнованы известием об убийстве. Мне действительно не повезло: убийство любого другого человека занимало бы первую страницу один день, а это останется на неделю. Мне было нетрудно представить себе возмущенные замечания людей.

Мне показалось, я снова слышу его жестокий голос, вижу его угрожающие движения. Я помню, что в моем батальоне коммандос были люди такого типа: почти нечеловечески смелые и абсолютно безжалостные к себе подобным. Их было немного, но Тимоти Маллен принадлежал именно к этой категории.

Яйца и сосиски моего завтрака были горячими и, что меня приятно удивило, оказались вкусными. Каждый глоток доставлял удовольствие. Закончив, я почувствовал себя совершенно уверенно. У меня не было никаких причин портить себе нервы. Когда будут спрятаны драгоценности, деньги и напильник, я могу позволить себе забыть об этом. Я спрашивал себя, почему Маллен не понял, что я собирался делать, почему такой человек, как он, пошел на риск. И еще я старался найти причину молчания о пятифунтовых купюрах. Мне пришла в голову мысль, что полиция может знать их номера и, умалчивая о них, надеется, что я постараюсь их потратить. Но я был слишком хитер, чтобы сделать это.

Я ушел из гостиницы без двадцати час. Драгоценности и деньги лежали в моих карманах, а не в чемодане. Я понимал, что так разгуливать опасно, но убеждал себя: маловероятно, чтобы кто-нибудь положил мне руку на плечо и попросил следовать за ним в Скотленд-Ярд. Однако мне не хотелось покидать иллюзорную безопасность, которую давал отель. В конце концов, это была нормальная реакция. Я заставил себя перебрать в памяти все, что сделал, и пришел к выводу, что не брался голыми руками ни за одну деталь «форда». Это укрепило мое решение оставить его там, где он стоял. Я поехал на такси к вокзалу Ватерлоо. Поставив ноги на чемодан с подержанной одеждой, я рассматривал заголовки, сообщавшие почти все одно и то же: