Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

Внимательно посмотрев на меня, Оникс перевел взгляд на Дениса. Денис не шевелился.

— Тоня, отойди, — негромко бросил мне оперативник.

Я упрямо покачала головой.

Он вздохнул. Чтобы добраться до Дениса, ему нужно было отодвинуть меня. А по моему решительному виду он мог понять, что сделать это будет не так уж легко. Нет, я не собиралась защищать преступника от правосудия, а потом скрывать его на чердаке и тайком носить ему еду в кастрюльке. Просто я хотела, чтобы арест прошел по правилам, без заламывания рук и прочих прелестей, которые я не раз наблюдала по телевизору в «Криминальных новостях». Конечно, Оникса я узнала как человека воспитанного и даже интеллигентного, но я же не видела его в такой ситуации, как эта...

— Отойди, пожалуйста, — вежливо попросил он.

Я усмехнулась. Ни за что не отойду. Пусть Денис хотел выкинуть меня из окна, но...

И тут за моей спиной послышался шорох. Ничего особенного, но я насторожилась. Все, что произошло потом, укладывается по времени в одну с половиной секунду, не больше. Вдруг Сахаров вытаращил глаза и кинулся вперед, сбив меня с ног. Мельком я увидела Дениса — он уже почти весь был за окном, почти в полете...

Сахаров успел ухватить его за рукав, второй рукой вцепился в рубашку и стал тянуть наверх. Это было трудно. Денис и выше и крупнее его. В какой-то момент оперативник едва не вывалился тоже, удержавшись лишь чудом.

Я вскочила и бросилась на помощь.

Даже вдвоем мы еле справились.

Вытащив Дениса, мы упали на пол и несколько мгновений не могли отдышаться. Я слышала прерывистое дыхание Оникса где-то возле уха. Меня трясло.

Денис сидел рядом в разорванной рубашке, прислонившись спиной к стене, с закрытыми глазами. Лицо его было белое, губы тоже. Он не шевелился.

— Надо вызвать врача, — сказала я, не узнавая своего голоса. — Денису плохо. У него сердце больное...

Оникс молча посмотрел на меня, но не двинулся с места.

— Ты слышишь? — Я дернула его за рукав. — Вон аппарат, рядом с тобой. Вызови «скорую»!

Он бросил взгляд на Дениса, кивнул, подтянул к себе телефон и набрал номер.

Я взяла Дениса за руку. Рука была теплая, пульс слабый, едва различимый.

— Спектакль кончился... — вдруг хрипло произнес Оникс и закашлялся. — Дайте занавес...

В голове у меня крутились какие-то мысли, кажется, не имеющие ровно никакого отношения к событиям сегодняшнего дня. Твердо я помнила одно: необходимо завтра же извиниться перед Федей Менро. Что касается прочего, то в тот момент я совершенно отупела и вообще не могла соображать. Было только ощущение: я держала Дениса за руку и чувствовала тихое прерывистое биение под пальцами, но чью жизнь оно обозначало — мою или его, — сейчас нельзя было разобрать.

Наконец Сахаров встал и помог подняться мне.

— Тоня, я останусь с ним, пока врач не приедет, а ты подожди меня на улице, ладно?

Я кивнула, подняла с пола свою сумку и на ватных ногах пошла в коридор.

«Скорая» подъехала минут через пять. Значит, Оникс должен вот-вот появиться. И тогда все будет кончено. Как красиво он сказал: «Дайте занавес...» Не ожидала в нем склонности к мелодраматическим финалам.

И вдруг я вспомнила об одной важной вещи.

Оглянувшись на дверь подъезда, я быстро подошла к помойке, достала из сумки Петин диктофон, вытащила маленькую, размером со спичечный коробок, кассету. Ногтем подцепила узкую коричневую ленту, размотала ее и, скомкав, выкинула в мусорный контейнер вместе с кассетой. Все. Денис не убил — убьет Петя. Ведь на обратной стороне этой кассеты были его рабочие записи.

Едва я успела отойти от помойки, как на улицу вышел Сахаров.

— Пойдем, я тебя провожу, — сказал он, увлекая меня от подъезда. — Там уже сами разберутся...

Мы обогнули дом и медленно пошли вдоль шоссе.

— Как ты узнал, что я у Дениса? — поинтересовалась я.

— Невзорова сообщила. Она видела, как вы уходили. Бардак у вас на студии... Мне сказали, что Климов уехал на натуру с михалевской группой, а потом оказалось, что у него осталось только два съемочных дня и те назначены на четверг и пятницу, в павильоне.

— Так ты ничего не знаешь?

— О чем? О том, что он — убийца? Знаю. Его фамилия черным по белому написана в тетрадке со стихами твоей подружки Вероники Жемалдиновой.

— Что?

— Детский шифр, — усмехнулся Сахаров. — Странно, что ты сама не догадалась... Начиная с третьего марта — следующего дня после убийства Миши — в тетради записано шесть стихотворений. Первое начинается с буквы «К», второе — с буквы «Л», третье — с буквы «И», ну и так далее, до последнего, посвященного тебе. Помнишь? «Возрадуйся, подруга...» И получается фамилия — КЛИМОВ. Конечно, есть и другие улики...