Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам

— Ты знал?! — попавший в круг света Зацепин стал похож на демона из фильма ужасов. На абсолютно неподвижном лице карие глаза горели натуральным красным огнем. Или это отражался в очках блик от огромного рубина в окладе изображающей распятие иконы? — Но откуда?

— Господи, Витя, ты живешь в век интернета. Неужели ты думаешь, что я стал бы дожидаться книги, не спросив этого эсэсовца о своем деде? Он уже давно прислал мне электронку с выдержками из своих мемуаров. Я тогда в Москве был. Там и перевод сделал.

— А мне не сказал, — алые огоньки погасли, и я поняла, что Зацепин крепко зажмурился. — И продолжал общаться со мной, как будто ничего не случилось? Хотя нет. Теперь я вспоминаю. После той командировки, ты стал избегать оставаться со мной наедине. Боялся, что сорвешься и…

— Да, боялся. Я думал, ты не знаешь ничего. Боялся, что не выдержу и однажды все тебе расскажу. И… Я трудно схожусь с людьми. А ты… Я вдруг понял, что ты оказался моим единственным другом, с которым меня связывают общие интересы, общие взгляды на жизнь… Честно говоря, я боялся, что ты со своими сдвигами на дворянской чести после этого пойдешь и застрелишься. А ты, значил, решил меня… Вот она хваленая честь дворянская! Или у потомков она наизнанку выворачивается?

— Ты представить не можешь, что я почувствовал, когда узнал, что тебе должна прийти эта книга, — Зацепин обессилено опустился на ближайший ящик. — Просто с ума сходил. Я ведь уже давно раскопал неизвестную до того часть немецкого архива, и… Готов был на все, лишь бы никто не узнал об этом. Особенно ты. Первую книгу мне удалось выкрасть. А вторая действительно потерялась на почте, ты ее потом получил. Но тут тебя похитили, как все думали, а я все мучился вопросом, узнал ты или нет. Потом по счастливой случайности увидел ее у тебя в доме, когда Сашу пришел поддержать. Выкрал и сжег. Вот на что ради сохранения доброго имени идут, оказывается. Ложь, воровство…

— Убийство друга, — продолжил Панфилов.

— Нет, — покачал головой Зацепин. — Это не оправдание, знаю, но я не собирался тебя убивать.

— Да, ну?! — встряла я. — А укол, значит, для профилактики диабета ему сделали?

— Я хотел, — Зацепин не обратил на мой выпад никакого внимания, — чтобы ты просто попал в больницу, а я получил возможность выкрасть и вторую книгу. Но, наверное, неправильно рассчитал дозу. Я в тот день вообще был на таком взводе, что два на два не смог бы правильно умножить. А, может быть, у тебя уровень сахара в крови был понижен… Только это ничего не меняет. Из-за меня ты действительно чуть не умер. Если бы не она…

У меня было всего несколько секунд, чтобы насладиться лаврами героини, а потом в круг света вступил баба Степа.

— Дураки вы, — обратилась она к буравящим друг друга глазами мужчинам. — Оба. А ты Витенька в особенности. Ну, Лешенька-то, не знал, а ты… Архивы какие-то копал… Нет, чтобы меня старую спросить? Или забыл кто я такая? Отто Краузе без меня шагу не делал. Все его грехи перед богом и людьми у меня перед глазами до сих пор стоят, каленым железом жгут. Так что слушайте, что вам Степанида Егоровна Силантьева скажет. Это все его идея — дядюшки Отто. Так он просил себя называть. Когда в гестапо попали связной Сергей Зацепин и комсомольский вожак, координатор партизанского объединения Алексей Панфилов захотелось ему покуражиться. Спустился он к ним в камеру и сказал так: кто предателем станет, живым уйдет и доброе имя сохранит. А кто упрямиться будет, тот не только в муках умрет, а еще доброе имя потеряет. Во всех бумагах его как предателя будут записывать, как немецкого помощника. Так что чист твой дед Витенька. Никого он не предавал. Молчал до конца и имя свое очернил. Это для него хуже смерти было. А он все равно молчал. И я тому свидетельница. Только все же вышло у Отто не по задуманному. Наступление как раз началось. Город бомбили, половина архива сгорела. И имя Зацепина не пострадало ничуть. Если бы вы тут копать ничего не стали ничего этого, может, и не было бы. Не буди лихо пока оно тихо. А война, она такое лихо… Ой, лишенько!

— Господи, если б я знал… Если б знал! — пробормотал потрясенный Зацепин. — Я же с этим столько лет жил…

— Погоди. Погоди, Егоровна, — теперь Панфилов стал белее мела. — Ты сказала, кто в архивах предателем записан, тот на самом деле не предатель. А тот, кто герой… Мой дед. Он на самом деле…

— Не бойся, Алешенька, — сухая старушечья рука прошлась по вспотевшим волосам Панфилова, словно ласкала баба Степа собственного любимого внука. — Дед твой тоже смерть мученическую принял, не предав никого. Когда Краузе понял, что ничего от них не добьется, бешенный стал. Снова в камеру к ним пришел, написал на бумажках имена, сжал в кулаке и велел мне тянуть. Пусть, говорит, судьба определит, кому из вас предателем умирать. Я и вытянула. Теперь вы знаете кого.