Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам

Пораженные новостью мужчины немного помолчали, а потом обрушили на меня град вопросов. В конце концов, мне надоел этот допрос, и я предложила им самим сходить и убедиться. И совсем не удивилась, когда Немов двинулся к двери. Он ведь женщинам не верит!.. Хотя про меня, кажется, говорил обратное. Вот она пресловутая мужская логика!

Оставшись без света, мы какое-то время молчали, переваривая очередную плохую новость. Правда вслед за ней пришла хорошая — Панфилов очнулся. И тут же был введен нами в курс дела.

— Сколько времени потребуется, чтобы печь остыла? — едва очнувшись, бизнесмен взял быка за рога.

— Думаю, после такого пожара — сутки. Может больше, — предположил историк. — Воздуха здесь достаточно. По моему, даже есть что-то вроде вентиляции. Так что предлагаю засечь время… У кого есть часы с подсветкой?

У меня, — на панфиловской руке блеснул голубоватый огонек. — Половина второго.

Зацепин в полголоса пробормотал что-то вроде „пропустил“ и зашуршал одеждой. Потом так же в полголоса выругался. А когда вернулся Немов, с кислой миной подтвердивший мою правоту, потребовал у него фонарь и принялся кружить по бункеру, освещая пол под ногами.

— Что потерял? — подал голос Павел, до этого безучастно сидевший у стены.

— Шприц, — коротко ответил Зацепин.

— С дозой что ли? — мрачно хохотнула я. Похоже, последние события напрочь испохабили мое чувство юмора.

— С инсулином, — озабоченный Виктор Игоревич, не принял шутки. — Маленький такой. На один кубик.

Тут у меня в голове что-то явственно щелкнуло, и рассыпанная мозаика сложилась в неприглядное панно.

— Не ищите, — несмотря на пропитавшееся печным жаром тело, голос мой звучал холодно. — Кажется, я знаю, где он у вас выпал. В печи. А я все гадала, в какую это расплавленную дрянь умудрилась влезть рукой…

— Значит, плохи мои дела, — после тяжелого молчания произнес историк. — Один укол я уже пропустил. И… Короче, если я не выйду отсюда в течение суток… То не выйду никогда.

— Виктор… — Панфилов поднялся и шагнул к Зацепину. — И ничего нельзя сделать?

— Ничего. С диабетом не шутят, знаешь ли. Особенно в моем случае. Вовремя не укололся — плохо. Вовремя не поел, тоже… Такие вот штуки инсулин в нашем организме творит. Смертельно опасные.

— И поэтому вы выбрали его, чтобы избавиться от своего лучшего друга? — заявила я, вглядываясь в лицо кандидата исторических наук, предводителя дворянства, человека на каждом углу говорившего красивые слова про честь, достоинство и верность.

Наверное, на меня посмотрели как на умалишенную. В скудном свете фонаря это трудно было определить, но реакция Панфилова была однозначной.

— Вы с ума сошли! Или надышались дыма и бредите. Виктор хотел меня убить? Да вам не в телохранительницы надо было идти, а в писательницы. Такое богатое воображение пропадает. А точнее, больное. Вам ли не знать, что это Иловский и его банда хотели от меня избавиться, потому что я отказался продать этот проклятый участок!

— Нет! Не хотели, — голова моя решительно мотнулась. — Иначе он не стал бы городить весь этот огород с гипнозом. А просто повторил бы попытку. И способ убийства слишком тонкий для господина Иловского. Признаться, сначала я думала, что это ваша жена решила избавиться от вас и вернуть вашему сыну кровного отца — Николая. Тоже, кстати, вашего друга. А потом…

— Ты знала?! — выдохнул Панфилов, переходя на „ты“. — Откуда?!

— Так это правда, Леша? — Зацепин был потрясен не меньше.

Немов тоже заинтересовался и даже осветил меня фонарем. А вот Егоровна, кажется, догадывалась, поскольку одобрительно качала головой и бормотала, что-то вроде „Глазастая ты девка, Валерьевна“. Только Павел никак не желал выходить из своего отрешенного состояния, развалившись у стены в обманчиво спокойной позе. Такое подозрительное спокойствие я наблюдала у взрывного Павла Челнокова всего два раза. И в обоих случаях это происходило, когда он собирался проститься с жизнью: в бетонной яме отцовского особняка и в „Раю“ „Белозерского братства“, замерзая на ледяном сибирском ветру. Мама дорогая, что он задумал?

— Так почему вы отказались от мысли, что это Саша Панфилова решила убить моего друга Алексея? — Зацепин вернул меня к мною же и затеянному разговору.

— Потому, что она мне сказала…

— Что вот так просто сказала, а вы так просто поверили? — рассмеялся Зацепин.

— Нет! Она сказала, что ее муж прекрасно знал, что Пашка не его сын.