Найо Марш - Перчатка для смуглой леди

— О-о-о, прошу прощения, — удивленно протянул Тревор Вир. — Вы, наверное, сыщик из Скотленд-ярда. И как я мог так забыться! Пора уж мне научиться вести себя повежливее!

Аллейн вышел в фойе. К компании присоединились вновь прибывшие Маркус Найт и Дестини Мед.

Над балконом, между двумя лестницами, светился экран, с которого присутствовавшие не сводили жадных глаз. Картинка оставалась неизменной: черно-желтый фон, символизирующий геральдические цвета господина из Стратфорда, а на нем два обрывка бумаги, покрытые поблекшими чернилами, и маленькая детская перчатка.

Джереми притащил из кабинета пояснительную надпись, вставленную в рамку, и укрепил ее под экраном.

— Замечательно, — сказал музейный работник. — Поздравляю вас, мистер Джонс, лучшей экспозиции не придумать.

Он сунул квитанцию в нагрудный карман и попрощался.

— Великолепно, Джер, — сказал Перегрин.

По балкону медленно прошелся Тревор Вир и грациозно облокотился о балюстраду.

— Сдается мне, — произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь, — любой ловкий жулик вскроет этот ящик с закрытыми глазами. Детские игрушки.

— Что ты здесь делаешь, Тревор? — нахмурился Перегрин. — Тебя не вызывали.

— Я только зашел посмотреть, нет ли мне писем, мистер Джей.

— Почему ты не в школе?

— Вчера вечером я себя неважно чувствовал. В школе ко мне относятся с пониманием.

— Тебе здесь не место. Лучше иди домой и отдохни.

— Хорошо, мистер Джей. — Неотразимая улыбка осветила фотогеничное лицо Тревора. — Я хотел пожелать вам, и актерам, и всем самой большой удачи. Мама желает вам того же.

— Спасибо. С пожеланиями можно было и не торопиться. Иди домой.

Тревор, по-прежнему улыбаясь, поплелся вниз.

— Милый маленький кукленок, — ехидно произнес Джереми.

— Уинти, на улице люди с фотоаппаратами, — сказала Эмили.

— Пресса, дорогая, — отозвался Морис. — Надо же сделать снимки. Позировать будут Маркус и Дестини.

— Как же мы будем позировать, когда экран так высоко? — заметил Найт.

— Снова все вынуть?

— Надеюсь, — вдруг сказал Джереми, — кто-нибудь знает, как открыть сейф. Я запер его, как вы помните.

— Не беспокойся, — сказал Морис, по мере приближения торжественной минуты напускавший на себя все больше важности. — Я знаю. Все было продумано в верхах, и Гринслейд, разумеется, ввел меня в курс дела. На самом деле тип кода был предложен самим Великим и Ужасным. Все построено на ключевом слове. Придумываешь слово из пяти букв…

Парадная дверь открылась, и в фойе ввалилось несколько репортеров и два фотографа.

— …каждой букве соответствует цифра. Мистер Кондукис сказал, что наиболее подходящим и символичным словом будет, конечно…

— Мистер Морис.

Уинтер Морис осекся и резко обернулся на голос. К нему медленно направлялся Аллейн.

— Скажите, когда была установлена цифровая комбинация на замке? — спросил он.

— Несколько дней назад. Три или четыре. Почему вы спрашиваете?

— Вы обсуждали механизм замка с вашими коллегами?

— Ну… так, в общих чертах, только в общих чертах.

— Не кажется ли вам, что будет весьма разумно, если об этом слове из пяти букв будете знать только вы?

— Но я… мы все здесь…

— Видите ли, это обычная практика.

— Да, но мы — другое дело. Я хочу сказать, мы все здесь…

— Попробую убедить вас. — Аллейн сделал надпись на обратной стороне конверта. — Такую комбинацию вы придумали?

Морис взглянул на конверт.

— Черт!

— Будь я на вашем месте, я бы придумал другое, менее очевидное слово, переменил шифр и держал бы рот на замке. — Аллейн зачеркнул надпись на конверте и положил его в нагрудный карман. — У вас посетители, — дружелюбным тоном заметил он.

Он подождал, пока сделают снимки, и вовсе не удивился тому, что на площадке вновь появился Тревор Вир. Мальчишка с очаровательной застенчивостью побеседовал с репортером, в котором он инстинктивно определил человека, принимающего решения, и все кончилось тем, что Дестини Мед и Тревор в обнимку с серьезным видом разглядывали перчатку, пока сверкали фотовспышки и щелкали камеры.

Лучший снимок, сделанный в то утро, вышел под заголовком: «Исполнитель детской роли, Тревор Вир с Дестини Мед и перчаткой Шекспира. «Когда я гляжу на нее, мне прямо-таки хочется плакать», — говорит юный Тревор».

Перегрин ответил на десяток чрезвычайно умных вопросов и так никогда не смог припомнить, что же он говорил. Поклонившись, он сделал шаг назад и увидел себя в зеркале бара: высокий, долговязый и насмерть перепуганный молодой человек во фраке. Все двери были широко распахнуты, театр наполнялся невнятным приглушенным гулом.