Зигмунт Милошевский - Доля правды

— Ну и?

— Ну и в последнее время он что-то не приходит. Два раза не пришел. За ним такого не водилось. Пошел я, значит, в полицию, чтоб узнали, потому как он бывал и в Тарнобжеге, и в Завихосте, и Двикозах, и, кажись, в Опатове тоже. Чтоб проверили, ведь, как я сказал, он не до конца того самого, мог, к примеру, болезнь подцепить, от которой память отшибает. Или, скажем, ходит он по дорогам, так тут и несчастный случай мог произойти или еще чего, а он бы обрадовался, если кто-нибудь его в больнице навестит, верно? — Он уставился на забинтованную руку Шацкого.

— Правильно. Знаете, как его зовут?

— Толек.

— Анатоль?

— Вроде бы да. А может, и Антони, иногда его и так называют.

— А фамилия?

— Фиевский.

— Серьезно?

— Ну.

— Пан Анатоль по фамилии Фиевский?

— А что тут такого? [156] В криминальных комедиях «Шляпа пана Анатоля», «Пан Анатоль ищет миллион» и «Инспекция пана Анатоля» (1957–1959) роль пана Анатоля Ковальского играл Тадеуш Фиевский.

— Неважно. Спасибо.

Шацкий встал и, простившись с Гонсиоровским, пустился прочь, на ходу вытаскивая мобильник.

— А описать его или что еще не надо? — крикнул вдогонку бродяга, поднимаясь со скамейки.

— Не надо! — крикнул в ответ Шацкий.

Он стоял и смотрел на возвышающийся по другую сторону улицы Назарет, потом взгляд его переместился на прилепленный к барочной семинарии костел Святого Михаила.

Архангел Михаил, повергающий полчища зла, покровитель праведников, защитник полицейских и прокуроров, выслушай своего верного слугу и сделай так, чтобы не было слишком поздно. Чтоб хоть раз в этой гребаной стране удалось что-то провернуть после окончания рабочего дня.

понедельник, 27 апреля 2009 года

Всемирный день графика, в Сьерра-Леоне и Того — День независимости. Кардиналу Станиславу Дивишу исполняется семьдесят лет. В информационных сервисах экономический кризис уступает место свиному гриппу, который в Израиле по случаю некошерности получает название «мексиканского». Штат Айова легализует однополые браки, «Дженерал Моторз» объявляет о конце «понтиака», а мюнхенский «Байерн» — о конце Юргена Клинсмана в качестве тренера клуба. В Польше почитательница братьев Качиньских Ядвига Станишкис утверждает, что в будущем году Лех Качиньский не примет участия в президентских выборах, бывший силовой министр Чеслав Кищак — что введение военного положения в 1981 году было законным, а 26 процентов католиков сообщают, что знают ксендзов, живущих во грехе. В Свентокшиском воеводстве рыщет сбежавшая из зоопарка пума. В Сандомеже на территории общеобразовательного лицея № 2 решено построить современную спортплощадку, а вблизи другой, уже существующей, добычей обнаглевших воров становится очередной мобильник — на сей раз оставленный в полиэтиленовом пакете на земле. Изумительная весна, солнечно, температура перевалила за 20 градусов. Сухо, в лесах угроза пожаров.

Не надо было сюда приходить, это же просто безумие, глупость несусветная, ему становится страшно, но первым делом закипает злость. Злость, потому что случись что-нибудь, и тогда все накроется. В присутственном месте как всегда толчется полно народу — посетители со всего воеводства, сборище случайных лиц, раньше они никогда друг друга в глаза не видели да и потом никогда не увидят. Такое скопище, с одной стороны, обеспечивает безопасность, но с другой — несет в себе угрозу, и не маленькую. Он чувствует, как его захлестывает паника, судорожно сжимаемый в кулаке номерок электронной очереди становится влажным клочком бумаги, он замечает это, прячет его в кошелек.

Гонг, перед ним еще двое. Двое! Паника борется с неописуемой радостью. Два человека, коротенький разговор у окошка, потом он выйдет и… квиты! Наконец-то!

Но паника берет верх. Чтобы убить время, он пытается занять мысли чем попало, который раз читает висящие на стене правила и объявления, читает инструкцию к огнетушителю, но от этого становится только хуже, из-за чехарды мыслей и нарастающей истерии он не в силах понять ни слова. Его тошнит, ладони деревенеют, перед глазами — черные хлопья. Если потеряет сознание, то все, кончен бал! Мысль эта безостановочно прокатывается в мозгу, все громче, и чем сильнее он ей противится, тем оглушительней она грохочет, тем пуще ужас, тем крупнее хлопья черного снега, залепляющего глаза. Воздух с трудом протискивается в легкие, становится страшно, что он не выдавит из себя ни слова, что возникнет замешательство и это замешательство станет его концом. Все псу под хвост, остаток жизни за решеткой, под замком, боль, одиночество. Песенка спета.