Кирилл Казанцев - Золотой грех

А через две недели Зинаида умерла. Врачи сказали, что сердце остановилось, но Александра Васильевна считала, что оно просто разорвалось от горя. Ведь столько лет отдала ожиданию сына. Надорвалась. А сын приезжал потом на похороны, в этом Александра Васильевна была уверена. Видела она одного худого человека, незнакомого. Он стоял в сторонке все время на кладбище. Но глаза у него были как будто больные.

Борисов вытащил из кармана фотографию Ложкина, сделанную еще двадцать с лишним лет назад. Женщина долго смотрела, потом покачала головой.

— Не признаю. Лицом-то многие похожи, а глаза не те. Людей ведь по глазам узнаешь.

— А участковый не интересовался Ложкиным? — спросил Колотухин.

— Олег Иванович-то? Как же, интересовался! Он всю улицу досконально опрашивал. Кто видел, что видел, как видел. Вроде как сынок Зинаиды, по их правилам, должен был первым делом к нему явиться, к участковому. А уж чем все закончилось там у них, я и не знаю.

Сведения, которые раздобыл майор Коваль, ошарашили Борисова. Он готов был ехать туда, где жил после отставки Олег Иванович Нестеров, но Коваль предложил вечером посидеть в тихом кафе и пообщаться с оперативником, который занимался этим делом осенью прошлого года.

В девять Борисов приехал на улицу Острожную. Он прошелся мимо ярких витрин закрытых магазинов и увидел между двумя большими старыми вязами низкий декоративный заборчик и большой синий тент над ним. Над тентом переливались разными цветами огоньки, слева внутри освещена была стойка бара. Справа размещались столики, и на каждом стояла настольная лампа с большим матовым абажуром. Посетителей было не очень много, в основном влюбленные парочки да небольшие группы людей в возрасте. Вполне приличное и тихое место. И музыка умиротворяющая — какие-то спокойные красивые мелодии в исполнении струнного квартета.

— Вот, знакомься, — пожал Борисову руку Коваль, — Это Игорь. Он как раз занимался делом о гибели Нестерова.

— Значит, все таки «гибели»? — вздохнул Борисов. — Я это по твоей интонации понял еще по телефону, просто до последнего еще надеялся. Ладно, посвящайте меня.

Игорь, молодой крепкий парень с характерным прищуром человека, привыкшего курить, не вынимая сигареты из уголка рта, начал рассказ без всяких предисловий. Зимой он как раз дежурил по отделу. Есть такая система, когда каждый день в помощь дежурной части выделяется сыщик, дознаватель, один из участковых уполномоченных. Вместе с экспертом-криминалистом они и составляют оперативно-следственную группу, которая выезжает по звонкам на места происшествия.

Звонок о несчастном случае поступил из села Горелово, что в тридцати километрах от Пермяково, в одиннадцать вечера. Звонила жена Нестерова. Олег Иванович в начале десятого вышел во двор за дровами. На дворе стоял ноябрь, но погода чередовалась с оттепелями и дождями, поэтому снег к тому времени так еще и не лег. Жена занималась домашними делами, не глядя на часы, печка уже прогорала, в доме было тепло и уютно. Дрова были нужны для того, чтобы начать топить печку утром, а с постели так не хочется выходить на холод за дровами.

Потом жена посмотрела на часы и увидела, что уже шел одиннадцатый час. Только теперь она поняла, что муж уже давно должен был вернуться. Но это деревня, это как одна большая семья, коммунальная квартира. Олег мог с кем-то заговориться в переулке, куря сигарету за сигаретой, мог, грешным делом, и к соседу в сарай заглянуть да к стаканчику приложиться на сон грядущий. Мало ли. Потом женщина заволновалась. Олег уже не мальчик и инфаркт перенес. Могло просто стать плохо.

Мужа она нашла в своем дворе, он лежал на боку и смотрел в стену невидящими глазами. И лицо у него было неестественно белым. Так ей показалось. Она схватила мужика, стала трясти, сунула руку ему под рубашку и почувствовала остатки тепла. Как-то сразу стало понятно, что муж мертв, только верить в это не хотелось. Поэтому и не в истерику кинулась, а за телефоном. Стала звонить, и в полицию, и в «Скорую»… вроде еще куда-то.

Когда приехала группа, бабы держали в доме жену Нестерова, а та с безумными глазами все твердила, что ему там холодно. На месте был местный фельдшер — старичок в очках, который и констатировал смерть еще до приезда медиков и полиции. И началась работа, рутина, с которой знаком каждый опер, каждый следователь. Рутина, о которой не принято писать в книгах и о которой не снимают фильмов. Подворный обход.