Маргарет Миллар - Совсем как ангел

Он вспомнил вечер, когда она впервые рассказала ему о деньгах, и сложное чувство, охватившее его. Чувство, в котором смешались и недоверие, и потрясение, и жалость…

— Ты КРАЛА?

— Да.

— Господи, твоя воля. Для чего?

— Сама не знаю. Я их не трачу, разве что самую малость. Просто… ну, мне этого хочется.

— Послушай меня. Ты должна вернуть их обратно.

— Невозможно.

— Но тебя посадят в тюрьму!

— Пока не посадили.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь!

— Я говорю, что украла деньги. Много денег.

— Ты должна их вернуть, Альберта. Я не смогу жить без тебя.

— Тебе и не придется. У меня есть план.

Поначалу ее план показался ему чистейшим безумием, но постепенно он склонился к тому, чтобы принять его. Скорее всего по той простой причине, что так и не смог предложить ей ничего лучшего.

Лишь на одном ему удалось настоять: она пообещала, что, после того как им удастся убрать со сцены О'Гормана, прекратит свои рискованные трюки с банковскими книгами и будет спокойно выжидать, пока сможет покинуть Чикот без риска, что кто-нибудь свяжет ее отъезд с исчезновением О'Гормана. Она нарушила обещание — и допустила ошибку, которая привела ее в тюрьму. Хотя вообще-то это было совсем не в характере Альберты: делать ошибки. Может быть, она слишком увлеклась мечтами о нем и их совместном будущем? Или в ней подсознательно зрело желание быть пойманной, понести наказание — не только за совершенную растрату, но и за связь с ним? Хотя она никогда не давала понять ему, что испытывает чувство вины, он знал, что это так. Как и то, что у нее никогда не было другого мужчины.

Собственную вину он ощущал очень остро, но жестокость и суровость жизни, которую он вел, помогали с ней справиться. В редкие минуты самосозерцания он раздумывал, не специально ли выбрал такую жизнь, чтобы сделать свою вину более терпимой? Пробуждаясь по утрам от шуршания крыс в сене, от острого укуса блохи, от голода и холода, он использовал все это как довод перед невидимым и неслышимым обвинителем: «Посмотри, как жалок я, в каких живу условиях, как испытываю страдание, голод, холод, одиночество, лишения… У меня ничего нет, и сам я ничто. Разве этого Тебе недостаточно?»

Ожидание до такой степени стало его образом жизни, что он уже боялся думать о чем-либо ином. Лишенный какого бы то ни было общества, он не хотел и боялся возвращения других членов секты. Разве что двоих он был бы рад увидеть снова: мать Пуресу — дикие порывы ее фантазии забавляли его и сестру Благодеяние — она ухаживала за ним во время болезни. Однако он вовсе не скучал ни по злобному ворчанию сестры Раскаяние, ни по хвастливым рассказам брата Твердое Сердце об успехах у женщин, ни от раздражительного самодовольства брата Терновый Венец, ни от вечного препирательства Учителя с дьяволом…

Со временем многие события прошлого начали стираться в его памяти. Он лишь очень смутно вспоминал о последнем дне колонии. Правда, в его мозгу сохранилось ощущение потрясения, испытанного при внезапной встрече с Хейвудом, когда он понял, что и тщательно подготовленный план, и многолетнее ожидание оказались напрасны. Нет, он не собирался убивать Хейвуда, хотел лишь образумить его.

Однако Хейвуд не желал быть благоразумным.

— Я останусь здесь, — насмешливо улыбнулся он. — Я буду следить за каждым твоим шагом. До тех пор, пока не узнаю, куда ты запрятал деньги.

— Но как… как вы нашли меня? — пролепетал он, слишком ошеломленный, чтобы что-либо отрицать. — Вам рассказала Альберта?

— Просто проследил за машиной Куинна. Нет, любовничек, Альберта ничего мне не рассказала. Единственное достоинство, каким обладает моя сестричка, — ослиное упрямство. Пять лет я ежемесячно ее упрашивал, угрожал, изводил ее, чтобы она рассказала мне правду. Тогда я смог бы ей помочь. Я ведь с самого начала подозревал что-то вроде этого. С того момента, когда она мне рассказала, что отдала бродяге кое-какую одежонку. Бродягой был ты, верно?

— Да.

— Естественно. Новую одежду купить ты не мог — кроме дома, держать ее тебе было негде. Вдруг потом какой-нибудь дотошный полицейский заинтересовался бы, куда это подевалась часть твоего гардероба? Да уж, в осторожности вам не откажешь. Вы все продумали заранее. Разве что за исключением обычного, заурядного здравого смысла. То-то Альберта начала вдруг в одиночку бегать то в кино, то на лекции, то на концерты… Все для того, чтобы, когда придет пора исчезнуть, без помех смыться из дома. И программы скачек покупала несколько месяцев подряд в одном и том же киоске — готовила свою легенду об игре на скачках, если ее все-таки поймают на растратах и спросят, куда девались деньги. Все распланировали до мелочей, а чего ради? Бедняга сидит в тюремной камере и продолжает предаваться мечтам. Только вряд ли они когда-нибудь исполнятся.