Чарлз Тодд - Дар мертвеца

— Да, в самом деле. По-моему, мне не помешает выпить. Потом я хотел бы снять номер.

— Рада буду вам помочь, сэр. — Она указала на дверь слева: — Бар вон там.

— Спасибо.

Толкнув дверь, он увидел, что в баре спасаются другие беженцы от дождя. Воздух был спертый, как будто сырость, которую каждый принес с собой, образовала вокруг них облако вроде тумана. В зале смешались запахи мокрой шерсти и табачного дыма. В камине сбоку разожгли огонь, но он еле теплился, не слишком развеивая полумрак. На тлеющий огонь никто не обращал внимания, посетители были увлечены оживленными разговорами.

Ратлидж нашел столик у окна, которое выходило на улицу. У барной стойки раздавался грубый мужской смех. Там стояли рабочие, воспользовавшиеся дождем, чтобы заскочить сюда отдохнуть и выпить пива.

Интересно, сколько из них раньше были завсегдатаями «Разбойников»?

Вошел мужчина с встопорщенными усами, огляделся по сторонам и, увидев Ратлиджа, решительным шагом направился к нему.

— Я Оливер, — сказал он, подходя.

Ратлидж встал и протянул руку. Пожатие Оливера оказалось крепким, но кратким. Он присел за стол и жестом подозвал официантку. Она приняла у них заказ и ушла.

Оливер вытянул ноги, уныло посмотрел на свои мокрые ботинки и тяжело вздохнул. Потом повернулся к Ратлиджу:

— Не стану ходить вокруг да около. Я к такому не привык. Мне не нравится, что сюда прислали кого-то из Лондона вмешиваться в мое дело. Но что сделано, то сделано. Буду помогать вам в чем могу.

— Да и я приехал сюда не по собственному желанию. И все же… Я бы хотел, когда у вас появится время, обсудить с вами улики.

Официантка принесла их заказ. Оливер пил свое пиво не спеша, смакуя каждый глоток. Потом он сказал:

— Улики — не главное. Главная трудность — кости. Вы что-нибудь выяснили у этой мегеры в Ментоне? Если да, поделитесь. Мне нужно все знать.

— Леди Мод отказалась признавать, что поссорилась с дочерью, — ответил Ратлидж, — но, будь я азартен, поставил бы крупную сумму на то, что она в самом деле с ней поссорилась. Вопрос в том, где сейчас Элинор Грей. Никто, похоже, этого не знает. Леди Мод клянется, что ее дочь совершенно не интересовалась Шотландией и не собиралась туда ехать. Она не представляет, что могло привести Элинор в Гленко или вообще в Шотландию в тысяча девятьсот шестнадцатом году.

— Ну да, матери всегда такие — закрывают глаза на то, что им не хочется или неприятно замечать. Взгляните на все по-другому. Если бы какой-нибудь красивый молодой военный предложил ее дочери провести вместе отпуск в горах Шотландии, как вы думаете, она отказала бы ему? Война оказывает на женщин странное действие: стоит мужчине надеть форму, и женщина доверяет ему свое доброе имя и свою жизнь!

— Вряд ли она отправилась бы гулять в горы на девятом месяце беременности. Кстати, вряд ли какой-нибудь военный предложил бы ей в ее положении такую прогулку.

Оливер нахмурился:

— Я просто хочу сказать, что матери не всегда знают, что происходит с их дочерьми. Леди Мод может думать что хочет. Ее мысли и предположения еще ничего не доказывают.

— Почему вы и местные власти арестовали ту молодую женщину? В Лондоне мне рассказали о деле лишь в общих чертах.

Оливер немного подумал и начал:

— Вот как все было. Насколько нам известно, анонимные письма начали приходить в июне. Мне показали десяток таких писем или около того. Меня насторожило, что люди сразу им поверили. Во всяком случае, соседи перестали разговаривать с миссис Маклауд, как она тогда себя называла. Потом кое-кто перешел от слов к делу. Письма показали священнику, мистеру Эллиоту, но не для того, чтобы спросить, правда ли в них написана. Они больше заботились о себе. А мистер Эллиот, подумав и помолившись, пришел в полицию.

— Значит, письма упали на плодородную почву. Почему? Эту женщину не любили, не приняли в Данкаррике?

— Если бы вы задали мне тот же вопрос несколько месяцев назад, я бы ответил: наоборот, все ее очень любили. Ни разу не слыхал ни о каких неприятностях — ни с точки зрения нравственности, ни других. А ведь я многое слышу. Похоже, все решили, что она обманула свою тетку. Эласадж Маккаллум была женщиной честной и добропорядочной, она бы не стала покрывать ложь и обман. Она бы первая сказала: «Моя племянница попала в беду, но я привезла ее сюда, чтобы она раскаялась и искупила свой грех. Это мой долг христианки». И местные жители отнеслись бы к ее поступку с уважением и пониманием.