Екатерина Хаккет - Уроборос

– Да вы оба больны! – в ней заговорило отчаянье, а в глазах поселился страх. – Я пришла сюда за помощью, а вы же…

Генри Вилсон не дал ей договорить:

– Я ещё вчера заподозрил Барри Сноу в его связях с Леоном и поэтому начал составлять на него досье как на соучастника.

Лидия и вовсе потеряла дар речи. Она не знала, как ей поступить в такой ситуации. Полицейские поставили её в тупик своими идиотскими доводами и предположениями. Бринг всерьез испугалась, понимая, что люди в форме ей не помогут спасти друзей. Она осталась одна, со своими мыслями и проблемами. Никто не сможет её понять и предложить помощь. Никому это не нужно. Сердцем девушка чувствовала – дело дрянь, время утекает песком сквозь пальцы, а в итоге же она ничего не могла предпринять для спасения своего будущего жениха и его друга.

– Да что вы несете! Услышьте себя! – запротестовала Лидия, когда к ней вернулась способность говорить. Ей уже было глубоко плевать, кто перед ней стоит. Да с самим президентом она разговаривала бы точно так же, если бы тот оказался на месте инспектора Стоуна и Генри Вилсона. – Леон невиновен! А как же банда, которая устраивает акты вандализма? Как же грабежи? Как же вчерашнее нападение на нас с Барри у меня дома?! Вы же видели мою квартиру, снимали отпечатки пальцев уголовников! Вы всё это в расчет не берете?!

– Быть может, всё это специально подстроили ваши друзья, чтобы выгородить Леона Дайма, – пренебрежительно пожал плечами полицейский Вилсон, и девушка потеряла всякую надежду на помощь со стороны властей. Сейчас она, находясь в полицейском участке, просто теряла бесценное время, вместо того чтобы пытаться найти Барри и выяснить, что с ним произошло.

– С вами не о чем говорить, – злобно отрезала Лидия и пошла в сторону закрытой двери. За окном уже воцарилась ночь, и мерцание городских огней стало только ярче.

– Мисс Бринг, – седовласый инспектор заставил девушку обернуться. Его каменное лицо, такое же как и у офицера Генри, не выражало ничего, кроме равнодушия. – Извините, но нам придется взять вас под стражу, пока мы не проверим вашу теорию. Всё ради вашей же безопасности. Если вы поведали нам правду, то вам может угрожать серьезная опасность. Мы возьмемся за поиски пропавшего Барри, как только проверим информацию о «Цепных Псах».

Сначала Лидия, казалось, вросла в пол, а потом без слов просто кинулась прочь от больных на голову полицейских. Краем глаза, пробегая по одному из многочисленных коридоров, она заметила, как за ней следом кинулся Генри Вилсон с покрасневшей от злости физиономией, но девушку это почти не тревожило. Бринг знала, куда бежать, и с легкостью огибала проходящих мимо полицейских, ещё толком не успевших понять, что происходит. За её спиной Генри что-то вопил, чего-то требовал, но расслышать его слова беглянка уже не могла. Лидия в мгновение ока вылетела на автостоянку перед участком, освещенную фонарями, и с легкостью пересекла её, прячась за немногочисленными рядами патрульных машин. Парни в синих рубашках выбежали за ней на улицу, но было уже поздно. К этому времени девушка уже успела слиться с толпой на прохожей части и заскочить в первый подъехавший к остановке напротив полицейского участка автобус.

Слушая рев мотора и оплачивая проезд, Бринг явно видела перед собой цель. Знала, что ей предстоит пройти весь путь в одиночку. И этот путь лежал к перекрестку «63» и «64» шоссе – к началу поисков Барри Реджинальда Сноу.

Времени оставалось ничтожно мало.

Я обнаружил Иззи на кухне, когда она жарила яичницу с беконом. Улыбчивая рожица шкварчала на сковородке, разбрызгивая излишки подсолнечного масла в разные стороны, а девушка с помрачневшим видом угрюмо склонилась над жарившимся завтраком и тыкала в него деревянной лопаткой. Её первоначальной бодрости и след простыл. Я смотрел на девушку издалека, затаившись у стены, и понимал, что её недавняя улыбка, сиявшая после вечернего пробуждения, стала чем-то нереальным и очень сомнительным. Тогда она была неискренняя. Изабелл лишь старалась мне показать, что у неё всё хорошо, но на деле всё обстояло совсем иначе. Застав её в одиночестве у плиты, я не увидел на ней маски того дружелюбия и радости, и это выдало истинное состояние девушки. Иззи что-то напрягало, пугало, возможно, тяготило. Я видел это по её кислому виду и опечаленным глазам. Но всё это вмиг исчезло за очередным притворством, стоило мне выдать себя и выйти на середину ярко освещенной кухни к столу, на котором всё ещё стояла пустая миска для пряников и моя грязноватая кружка из-под кофе.