Михаил Соколов - Хищник

Впрочем, было не до красот. Я посмотрел в небо и только через пару секунд понял, что мрачная ажурная паутина, пересекающая Млечный Путь длинными переплетавшимися струнами - это стрела башенного крана, на конце которой и висела, слегка пошатываясь от дуновения ночного ветерка железная люлька, в которой, связанный по рукам и ногам, и находился наш наследник. На мгновение представив, что чувствует пацан, вися между небом и землей в железной ванне, представив увеличенную воображением бездну под ним, я содрогнулся.

Только что подъехал в нужный угол порта и вычислив уснувший кран с грузом, поднятым почти к стреле, я, на секунду отвлекся с посторонними мыслями. Но сейчас, встряхнувшись, ни секунды не медля, полез по лестнице крана в кабину управления. Здесь мой энтузиазм несколько поутих, ибо те несколько ручек, что торчали из пульта, оказались незнакомыми. Сумел, правда, оживить механизм, но потом кран неожиданно так дернулся, что я живо представил, как вследствие моих лихих маневров, бедный парень полетит вниз, расплескается об асфальт и рельсы, по которым двигается эта башенная махина, что экспериментировать больше не стал. Тут за креслом водителя крана, обтянутого засаленным черным дерматином, нашел бухту веревки, достаточно толстой, чтобы выдержать мой вес. И я, вновь спрятав телефон, по которому хотел уже вызывать помощь, - просить ребят найти где-нибудь побыстрее крановщика, - прихватив всю бухту, стал быстро выбираться наружу.

Наверное, все, что случилось за эти сутки так подействовало на меня, что я невольно вновь ощутил себя в том, уже далеком времени, на войне, когда нескончаемое чувство опасности, перманентные стресы, опьянение смертью - требовали постоянной, все возрастающей подпитки, когда именно такая жизнь - страшная, подлая, ненавистная - казалась единственно возможной, а все остальное - сон разума и сознания, неизбежное подение, тлен. Наверное... ах! разве поймешь! Тем не менее, вновь откинув прочь это спокойствие, мирным жирком облитые годы, сам себе казался такими же быстрым и непобедимым, как прежде. Желание сделать что-нибудь самому заставило решиться лезть к железному корыту, где связанный, как поросенок или агнец на заклание лежал Аркадий Куницын.

Ферма гигантской стрелы крана, облитая лунным светом, стала ещё больше. Слегка усилился ветерок, и вся железная конструкция, казалось, стала мерно раскачиваться, хоть и плавно, но по широкой амплитуде. Стрела крана летела сейчас в ночи сквозь светлые облака, застилавшие уже бледнеющие от поспевающего утра звезды. Я долез до блока, через который вниз спускались нити тросов и стал привязывать конец веревки. Сбросил вниз бухту и сразу полез вниз, прямо к раскачивающейся колыбели, в которой возлежал наш младенец.

Крепко держась за веревку, я кое-как утвердился в шатком металлическом сосуде. Длинное тощее тело Аркадия сложилось в тесной ванне, почти заполнив все полезное пространство. Он был связан веревкой, концы которой пропустили сквозь ушки, за которые цеплялись крюки тросов. Я не боялся отдавить ему конечности, не до того.

Теперь, раз уж я оказался здесь, надо было продумать, как извлечь отсюда пацана. Поднимать вверх, хоть это и было ближе - стрела крана ависала метрах в четырех над нами, - смысла, по большому счету, не было. Я вновь ухмыльнулся, подумав, что большого смысла и в моих тарзаньих перемещениях нет. Ну ладно. И все же, надо было спускаться вниз.

Присев на колени рядом с Аркадием, но и не отпуская свою веревку, я стал одной рукой развязывать узлы, которые держали здесь парня всю ночь.

- Ты только не дергайся, - предупредил я. А сам подумал, что пацан и так не Бог весть какой силач, а от долгого неподвижного лежания вообще должен ослабеть. Несчатный. Ситуация представлялась во все более худшем свете.

Однако, нет большей глупости, чем начинать рассужадать в разгар действия. И я решительно продолжил освобождение Аркадия.

- Только не дергайся, - вновь предупредил я, когда большая часть петель была развязана. - Мы тебя сейчас мигом.

А вокруг уже плескался рассвет. Здесь же, на этой огромной высоте, предрассветное сиянье, неуклонно наполнявшее воздух, ощущалось ещё сильнее. Здезды растворялись в вышине, гасли одна за другой, и лишь луна, бледным диском склонившаяся к земле, ещё гладко сияла. Я случайно взглянул вниз и поразился. Никогда ещё я не видел этого города вот так; словно уменьшившийся макет лег мне на ладонь рукотворным планом - геометрически застроенный центр, темные крыши, стекающие к реке, улицы и переулки меж ними, захламленный двор, скверы и пустоши... Вон из ограды собственного дома выезжает маленький коробок "Уазика", вон кто-то маленький деревянной походкой подходит к освещенному шлагбауму, вон застыли у причала две баржи, возле которых всю ночь суетился погрузчик, сейчас уснувшие перед рассветом... я видел, что конец веревки с запасом лежит на земле, хоть с этим повезло. Еще раз мелькнула мысль, что разумнее вызвать ребят, отыскать где-нибудь крановщика, и тот опустил бы нас с комфортом... я поднял веревку в корыто и концом крепко привязал Аркадия под мышками. Трудность была в том, что приходилось действовать одной рукой, а второй держаться. Аркадий, ничего не спрашивая, молча подчинялся указаниям.