Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК

Отец не слушал возражений.

– Наверное, так и получится. Вы, дорогие мои, любимые сыновья, законопатили меня в эту дыру. Я поживу здесь еще пару месяцев, а потом в «желтом доме» буду чертиков ловить. Спасибо вам за мою счастливую старость.

– Про дурдом врач ни слова не сказал.

– Этот Тюрин тебя просил покрасить потолок и стены?

– Только потолок.

– Он всех об этом просит. Потому что самому пора в дурдом. Совсем свихнулся на своем ремонте. А откуда у тебя этот синяк на скуле? Опять с кем-то подрался.

– Нет, – улыбнулся Бирюков. – На этот раз просто попал под электричку.

– Эх, Леня, Леня… Я всегда говорил, что ты плохо кончишь.

– Отец, не накручивай себя попусту, – ответил Бирюков и подумал, что отец на этот раз не далек от истины в своих пессимистических прогнозах.

Владимир Васильевич отогнал назойливую муху и выбросил пакетик с косточками в открытое окно.

– Я мечтал, что ты станешь человеком, – отец обожал повторять прописные истины и разные нравоучительные сентенции. – Но ты не оправдал моих надежд. Ладно, иди. Скоро жрать жадут. Съем свою кашу на воде, сяду у окна и буду смотреть на проходящие поезда. Плакать хочется, когда осенью смотришь на поезда. Особенно когда тебя самого загнали на дальний запасной путь. Кстати, здесь совсем не дают мяса. А если отказаться от мяса, зачем тогда вообще жить на свете?

Дашкевич, нарушив все заведенные привычки, появился в рабочем кабинете с часовым опозданием. Он распахнул створку встроенного шкафа, долго рассматривал в зеркале свое отражение, глубокую царапину на щеке и наконец процедил сквозь зубы:

– У моей кошечки слишком острые коготки. И слишком поганый язык. Сразу заметно, что она – типичная лохушка с куриными мозгами, которая выросла в рабочем предместье.

Он упал в кресло, вытащил из нагрудного кармана скомканный листок и, подняв трубку, набрал междугородний код и номер московского телефона. Когда Бирюков поднял трубку, директор комбината минеральных удобрений почувствовал, что его сердце забилось часто и неровно.

– Это я, – сказал Дашкевич. – Вот сижу и думаю, каким способом на свет появилась такая падла и сука, как ты. Неужели мать родила?

Бирюков молчал, переваривая оскорбления.

– Но меня удивляет даже не то, что такие выродки живут на земле. Удивляет логика твоих поступков. Ты угрожал мне убийством в гостиничном номере. Когда я был в отключке, притащил туда какую-то второсортную шлюху с отвислым выменем. И устроил эту порнографическую съемку. Затем обокрал меня, увел карточки и сделал какие-то покупки. Аж на шестьдесят с лишним штукарей.

– Ты выстроил очень красивую и убедительную логическую цепочку. Но в ней не хватает одного звена. Это ты меня обокрал первым, кинул на тридцать тысяч и ухом не повел. Я лишь пытался вернуть собственные деньги.

Дашкевич не слушал.

– Вечером позвонил и занялся шантажом, предложил сделку, – прокричал он в трубку. – Фотографии остаются в твоей коллекции, их никто не увидит. Кроме тебя, чертова извращенца. А я не поднимаю шума насчет денег и не пытаюсь их вернуть насильственными методами. Потому якобы, что мое семейное счастье дороже шестидесяти тысяч. Ты все оценил и просчитал. Ты знаешь, сколько стоит мое семейное счастье, и какое положение в обществе занимает мой тесть. Я не спал до утра…

– Ясно, ты же днем хорошо выспался.

– Оставь свои смехуечки. Я обдумывал ситуацию. Знай, что той ночью твоя гнусная жизнь висела на волоске. Но к утру я принял решение: пусть все остается, как есть. Подавись этими деньгами. Ты одет так, будто пиджак нашел на помойки, а брюки получил в наследство от покойного дедушки, который никогда не следил за модой и одевался у старьевщика. Хрен с тобой. Купи приличный костюм, сними симпатичную телку и радуйся жизни. Но ты… Я не знаю, как это назвать, таких слов просто нет в русском языке. Ты хуже любой твари, хуже крысятника. Забрать мои деньги, а потом заказным письмом с уведомлением прислать эти порнографические открытки моей жене. У меня все это не укладывается в голове. Зачем? С какой целью? Как ты мог?

Бирюков молчал, кажется, целую минуту.

– Я не присылал твоей жене эти фотографии, – наконец сказал он. – Меня обокрали. Унесли из квартиры деньги и эти карточки. Я гадал: зачем их взяли? Кому нужны фотки? Теперь понятно.

– Придумал бы что-то поскладнее. Думаешь, что я сожру эту развесистую клюкву?

– Можешь не верить, но это правда. Видимо, за мной следили, контролировали каждый шаг, когда я притопал в «Россию» и сделал несколько фотографий. Затем эти карточки попались на глаза ворам. Мои враги решили свести со мной счеты твоими руками. Остроумная идея. Я искренне сопереживаю твоему горю, но…