Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК

– Этому он в ветеринарном техникуме научился? Ночью с пяти метров отличать подлинные банкноты от фальшивок? Мне бы такие способности.

– Шаталов утверждает, что денег было много. Слишком много, чтобы они оказались настоящими.

– Для человека, отчисленного из техникума, и сотня – большие деньги.

– Нет, ты не понимаешь, – ответил Григоренко. – Денег действительно было много. Этот мужик, что топтался у гаражей, побросал в целлофановый пакет несколько пачек в три пальца толщиной.

– А девица? Она тоже видела эти мифические пачки?

– Ни хрена она не видела. Забилась в угол гаража и не дышала.

– Номера машин этот тип срисовал?

– Потерпи, еще узнаем.

– М-да, свидетель из этого Шаталова почти никакой.

– Но появилась хотя бы зацепка.

– Как нашли парня?

– Он сам нашелся. Судя по всему, полный дегенерат. Вчера утром он позвонил дежурному по городу, интересовался, какое вознаграждение положено человеку за свидетельские показания об убийстве. По телефону пробили его адрес, доставили на Петровку. Вчера вечером его допросили в МУРе, сегодня продолжили допрос. Утром обязательно будут результаты. Дело приняла к производству городская прокуратура. Но, чувствую, и нам достанется кусок пирога.

Липатов поблагодарил начальника за информацию и опустил трубку. Оптимизма Григоренко он не разделял.

Главный врач интерната для ветеранов Илья Семенович Тюрин, присев на подоконник, задумчиво посмотрел в даль. Из окна кабинета открывался чудный вид на окрестности. Четырехэтажный дом с колонами, напоминающий клуб, стоял на невысоком холме, в низине полупрозрачная березовая роща, подернутая пеленой утреннего тумана. Короткий отрезок поля, за ним крутой откос. Вдалеке видна железнодорожная насыпь, рельсы, по которым с часовым интервалом проходят две пригородных электрички. Одна в Москву, вторая обратно. Казалось, Тюрин, залюбовавшись чудной подмосковной природной, начисто забыл о посетителе и впал в состояние глубокой лирической задумчивости.

Бирюков покашлял в кулак. Вздохнув, врач слез с подоконника, расправил складки халата и протер очки носовым платком.

– Да, природа-мать, – сказал он. – Это ведь наши корни. Как говорили великие поэты, – это наша родина. Малая родина и… И всякое такое прочее…

Завершив короткое отступление, он снова занял место за письменным столом, перевернул несколько страниц истории болезни. Задумался, потирая ладонью подбородок, и обратился к посетителю.

– Ваш младший брат Алексей Владимирович уже собрал почти все необходимые бумаги, чтобы уважаемый отец на старости лет обрел заботу и покой в этих стенах, – Тюрин развел руки в стороны, словно хотел продемонстрировать, в каких именно стенах посчастливится отцу обрести покой. – Все показания по врачебной линии, как говориться, в вашу пользу. Хронические болезни… Ну, их так много, что язык устанет все перечислять. Но главное, ваш отец – заслуженный работник, всю жизнь на железной дороге и все такое прочее. Медаль имеет, благодарности, а почетные грамоты просто складывать некуда. В чемодан не влезут.

– Это вам все Алексей рассказал? – вставил слово Бирюков. – Про грамоты и про все такое?

– Ваш брат очень упорный в достижении цели, настойчивый человек. А насчет отца мне еще из министерства звонили. Короче, я в курсе. И вообще, у нас закрытое ведомственное учреждение, сюда люди просто, с улицы, так не попадают. У нас все как на подбор, заслуженные. Даже не представляете, сколько людей мечтает сдать нам своих стариков. Понятная вещь… Вы только посмотрите, какие у нас условия. Роскошные, царские. Питание – три раза в день, плюс кефир на ночь. Телевизор на каждом этаже стоит. А природа, одна природа чего стоит. Впрочем, и так все ясно.

– Да, условия здесь действительно роскошные, царские, – кивнул Бирюков.

Из предметов роскоши он заметил лишь протертую едва ли не до дыр ковровую дорожку на втором административном этаже и еще портрет русского хирурга Николая Ивановича Пирогова в позолоченной раме, висящий над столом главного врача. Портрет так засидели мухи, что лицо хирурга потемнело, будто от южного загара.

– Но дом ветеранов, как видите, построен давно, – вел Тюрин свою мысль. – И ремонта тут десять лет не было. Словом, мы будем рады любой посильной помощи, которую могут оказать родственники наших, так сказать, заслуженных деятелей железной дороги. Вот, видите это?

Задрав голову, Тюрин показал пальцем на потолок. На светлой поверхности расплылись ржавые пятна.