Наталья Земскова - Город на Стиксе

— Ведь что такое всякий город? — не обращая на меня внимания, бубнил себе под нос Скарабеев. — Это организм. И Синеглазов говорит: подобный человеческому.

И как человеческой жизнью командует подсознание, которое, как утверждают, запускает разные программы, так жизнью города управляет эта самая матрица. И я уверен: матрица впрямую связана со Стиксом. Потому что вода есть носитель чего? Информации, деточка, правильно.

— Утверждать-то можно. А доказательства? Где доказательства?

Мелентий как-то странно, прямо по-булгаковски засмеялся:

— А не нужны никакие доказательства! Так есть — и точка. Все.

Мы сделали еще несколько шагов и оказались перед небольшим каменным идолом, чей лик был обращен к речушке.

— Что это, Мелентий Петрович?

— Да, говорят, Синеглазов так пометил матрицу. Поставил тут «границу Синеглазова». До войны его точно здесь не было.

Идол мирно взирал на бегущую воду. Я потрогала его шершавую спину:

— Гранит?

— Гранит. Смотри, как он втянулся в землю.

Действительно, идол, выполненный в эстетике пермского звериного стиля, был будто вкопан в землю.

— Никогда о нем не слышала.

Походив по пологому берегу, Мелентий вернулся на деревянный мостик, присел, изловчился и достал из воды роскошную белую лилию на длинном прочном стебле. Протянул ее мне:

— В первый раз здесь цветут, поглядите…

Лилия издавала веселый терпкий аромат, никак не вязавшийся с мрачными пророчествами Скарабеева, и я, улыбаясь, спросила:

— Мелентий Петрович, вы сказали: Стикс мстит. Но кому и за что, объясните.

— А чего объяснять? Все понятно. Все ж снесли — почитай, полгорода! Дом купца Шадрина по Екатерининской снесли? Снесли. Типографию Каменских на Покровской, самую крупную, доложу вам, порушили? Порушили. Вполне сохранившееся полукаменное здание, целый век простояло спокойно. Дом Николаева на углу Далматовской и Монастырской снесли? Снесли. Нарядный дом, между прочим, с фронтоном и куполом. Ну, кому помешал? Бульдозер плачет и по дому купца Судоплатова. А ведь сто лет назад это был просто миниатюрный дворец! Фасад с трехарочной центральной частью, стеклянная веранда, эркер… Знаете, кто такой Судоплатов? То-то оно, что не знаете. А он, между прочим, построил первую кондитерскую фабрику. Дом Блажевичей, номера Заушицыных. Модерн, классицизм — не хотите? Сорок пять процентов так называемых ценовых средовых объектов, вошедших в перечень «Проекта охранных зон Города», уничтожено — причем за последние годы. А сейчас подобрались и к кладбищу.

Мелентий Петрович кивнул в сторону нескольких деревянных домишек, подпиравших мемориальную зону, и я разглядела крохотную улочку, которая сливалась с ландшафтом, теряясь в сухой предосенней зелени. Там и сям торчали трубы пепелищ с обугленными заборами и некогда просторными дворами.

— Вон, улица Потерянная, полюбуйтесь. Я, кстати, здесь живу. Нет, не живу — воюю. Война не на жизнь, а на смерть! Земля нужна, земля здесь золотая — многоэтажки, видишь ли, на кладбище им вздумалось построить!

В рассказе Скарабеева мелькнул знакомый сюжет, и я вспомнила, как полгода назад все городские газеты наперебой кричали об этой Потерянной улице, где некто, действуя через подставных лиц, пытался «расселить» упрямый частный сектор, который был скупщику — как кость в горле. Люди ни за что не хотели покидать дома. И тогда начались пожары. Дело было громкое, но, едва начавшись, как-то свернулось, скукожилось и потихоньку стало забываться.

— Когда началось это самое расселение, — продолжал Мелентий Петрович, — я ходил по соседям, убеждал их оформить землю в собственность. Тогда как раз вышел закон об упрощении приватизации, ну, «дачная амнистия», и если бы участки были в собственности, у всех без исключения, то хрен бы с нами чего сделали! Приватизировал сосед мой, Витя Бажин, ну и я. Безматерных меня не послушали — их расселили. Самаркин согласился, Долгих тоже… Так мы остались здесь с Витей вдвоем.

— Мелентий Петрович, — не поверила я. — Вы не хотите продать эту землю? Она же золотая, в центре города!.. Вы купите элитные хоромы, нет, лучше загородный дом. Правда-правда, не хотите?

— Я сорок лет живу на этом месте. Как поженились с Клавдией Ивановной, так здесь купили сруб, потом его достраивали. Она не дожила до этого разора, слава богу. Хоть триста метров — не хочу квартиру. Вот здесь мой загородный дом, причем благоустроенный и с банькой. Вода чистейшая — из скважины, сто метров. Я по грибы хожу на кладбище, до осени в Стикс окунаюсь. На кой мне загородный дом у черта на рогах?