Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение

— Что за момент? — насторожился Виктор Альбертович…

Идет третий час общения инспектора Петрухина с магом Серафимом. В данный момент они сидят за кухонным столом друг напротив друга, разделенные початой бутылкой виски, двумя стаканами и тарелками с нехитрой, на быструю руку наструганной снедью.

Давно и плотно «забратавшиеся» собеседники уже изрядно захмелели. А давно и плотно «забратавшиеся» Купцов с Яной уже изрядно измучились. Дожидаючись возвращения коллеги из глубокого вражеского тыла.

— Знаешь, брателло, а ведь я поначалу решил, что ты работаешь в связке с Глинской.

— Не понял. Обоснуй обоснование?

— Обана… Обосна… но-новываю. Типа, она, Глинская, поставляет тебе клиенток из своего окружения.

— А какое у нее окружение?

— Навроде мадам Нарышкиной. Короче, из Клуба первых жен.

— Как-как ты сказал? А чё? Витиевато! Я бы даже сказал — вычурно… Нет, брателло, это ты маху дал. У меня здесь, — Серафим достает из заднего кармана записную книжку и сотрясает ею прокуренный воздух, — знаешь, сколько таких вот идиоток Глинских? А принцип «сарафанного радио» никто не отменял. Так что мне посредники без надобности. Тем более такие.

Произнося последнюю фразу, Серафим мрачнеет.

Что не ускользает от внимания, даром что вдатого, Петрухина.

— А «такие» — это какие?

Маг задумывается…

— Понимаешь, эта Глинская… Короче, сука она!

— А чё? Витиевато сказал.

— У меня сложилось впечатление, что на самом деле ей абсолютно по фигу здоровье ее мужика. Кстати, ему, по ходу, действительно скоро — кранты.

— Погоди, я не понял? А зачем же тогда она к тебе и ты к ним… ходите? Смысел тратить такие деньжищи?

— Вот и я все думаю: в самом деле — зачем? Ходит регулярно, словно бы повинность отбывает. Но при этом порой так зыркнет, что…

— Что?

— Ощущение — словно бы она меня насквозь видит. Смотрит, и в глубине души глумится. Дескать, давай-давай мели, Емеля…

— Даже так?

— Даже и не так. И еще! Мне оно, конечно, ехало-болело, что там мои клиентки в сумочках носят.

— И что же они носят?

— Хм… возможно, я нарушаю некую корпоративную этику…

— Да хорош уже телиться! Телись! Бр-р, в смысле — колись!

— Короче, только тебе! Как бывший опер бывшему оперу.

— Могила!

— Цыц! К ночи — не поминай!

— Пардон.

— Короче, один раз эта сучка Глинская полезла в сумочку за деньгами и свистанула упаковку таблеток. Лекарство это — наркота лютая.

— Ты это точно знаешь?

Серафим посмотрел на Петрухина печальными, словно бы временно протрезвевшими глазами:

— Когда у меня мать от рака угасала, я куда только не обращался, чтоб такие обезболивающие достать. Но! Даже мне, с моими бэховскими корочками… Только в стационаре, под строжайшим надзором и сугубо в гомеопатических дозах. Вот я и меркую… На хрена этой Глинской такие штуки, и где она их брала? Хотя… За ихние бабки — луну с неба достанешь…

— Выходит, Федька всё? На ладан дышит? Только за счет наркоты и держится? — мрачно умозаключил Брюнет.

— А у этой Ольги что? Соответствующее медицинское образование? — спросил Купцов. — Я это к тому, что обычно на такой стадии больных помешают в хосписы.

— Образование у нее культурологическое. То бишь — никакое. А что касается ладана… — Петрухин криво ухмыльнулся. — Учитывая, что госпожа Глинская беременна — всем бы нам такой. Ладан.

— Чего-чего? Да не может такого быть! Бред! Федька уже полгода как — и не ходячий, и не… хм… стоячий!

— Так, может, ребенок не от мужа? — рассудил Леонид.

— Во-от! Наконец-то забрезжила хоть какая-то здравая мысль!

— Сдается мне, Виктор, что он хочет нас обидеть?

— Да кто вас, красивых, обидит — дня не проживет… И еще одно! Помните фразу Вострикова, что наркотик сей следует давать «сугубо в гомеопатических дозах»? Так вот я специально справлялся у людей сведущих, и они рассказали, что, если пичкать им человека в микродозах, процесс угасания может растянуться на год. А то и на два.

— Ты хочешь сказать, что она его… что Глинская его не лечит, а травит?

— Наркотики не лечат — всего лишь снимают болевые ощущения. Но, думается мне, глагол «травит» в данном контексте абсолютно уместен.

— Вот тварь! — взбешенно вскинулся Виктор Альбертович. — Да я ее! Да я собственными руками эту стерву…