Сергей Владимиров - Бог жесток

— А ты, парень, оказывается, не так-то прост. Имеешь покровителей у богатых дяденек, шестеришь за их грязные бабки? Ненавижу, будь моя воля… Подымайся, тебя выкупили.

— Кто? — Я заморгал, ощущая, как тает, улетучивается в небесах образ Венеры в мехах, самой желанной женщины, женщины в белом.

— Мне наплевать — кто, — огрызнулся капитан. — Я здесь мелкая сошка, и моих советов никто не спрашивает. Прокурор подписал постановление о твоем освобождении. Все куплены, мрази.

Выкупил меня Сандлер. Понял я это сразу, едва ступив на землю за воротами изолятора. Вдоль каменной стены выстроился кортеж из трех автомобилей (прибавился еще один джип), а из находящегося в середине каплевидного «лексуса» появился Марк Абрамович собственной персоной. Он был гладко выбрит, прическа — волосок к волоску, и легкая седина, тронувшая его красивую, благородно посаженную голову, только прибавляла адвокату еще больше шарма. Он прекрасно отдохнул, был сыт и свеж, и ничто в его облике не говорило в пользу того, что этого человека что-то удручает и тяготит — будь то нерегулярный стул или дела государственной важности. Как истинный демократ, Сандлер первым протянул мне руку, ничем не выдав, что мой внешний вид сейчас немногим уступает виду какого-нибудь запьянцовского бродяги и, следовательно, ему, знаменитому адвокату, ухоженному и одетому с иголочки, по меньшей мере неприятен. Его шоколадные, чуть навыкате глаза наблюдали за мной с живым интересом (так наблюдают за подопытным кроликом) и с некоторой долей сочувствия (на мой взгляд, комментарии излишни).

— Признаюсь, я начинаю сожалеть, что стал в чем-то рассчитывать на вас, — заговорил Марк Абрамович тихим бархатистым голосом. — Ежедневно вытаскивать вас из тюрьмы не такое уж дешевое занятие. Взамен же я пока ничего не получил. Если бы при нашей первой беседе вы оказались менее упрямы, столь неприятных последствий удалось бы избежать. Вы с этим согласны? А о новой крови, дай бог памяти, я вас уже предупреждал.

— Как вы узнали, что я здесь?

Неторопливая плавная речь адвоката действовала мне на нервы.

— В мире много хороших людей, значительно больше, чем мы думаем, и родная милиция — не исключение. Скажу честно — мне дали знать, что вы здесь, прямо из этих стен, едва вы сюда поступили. Но вызволить вас раньше чем через восемь с половиной часов не было никакой возможности. Пришлось подключить массу каналов, потянуть за многие ниточки, и вот вы на свободе, и вам больше не грозит никакое обвинение.

Марк Абрамович многозначительно замолчал.

— Получается, я ваш вечный должник.

Меня мутило, шатало, я с трудом держался на ногах, но не столько физическое недомогание, сколько чувство неприязни к самому себе угнетало меня все больше. Еще немного — и я начну плясать под чужую дудку, бездумно выполнять чьи-то мерзкие приказы, и управлять мной будут уже не втемную, а открыто. Однако теперь все мне было безразлично. «Ну и пусть, — подумал я, оседая на землю от страшной слабости. — Пусть будет так».

Все было бело. Простыня, наволочка, потолок — белее снега. И я чувствовал себя чистым, полным сил, словно заново родившимся. Я лежал на огромной кровати в люксе Марка Сандлера, а за окном занималось погожее осеннее утро. Наступал новый день этого жуткого, еще не законченного расследования.

— Ничего страшного, — говорил склонившийся надо мной адвокат. — Просто переутомление, нервное перенапряжение, вещи вполне объяснимые и легко поддающиеся лечению хорошим отдыхом.

Я промолчал, подумав, что вряд ли даже двенадцатичасовой глубокий сон так быстро бы поставил меня на ноги. Наверняка мне вкололи какой-то сильный стимулятор.

— Сейчас примете контрастный душ, после вас осмотрит врач, и я распоряжусь поднять в номер завтрак, — душевно увещевал Сандлер.

Он не побоялся за свой имидж и расхаживал передо мной в голубом махровом халате. Я сделал все согласно инструкциям. Душевые струи взбодрили меня окончательно. Вежливый хирург выдал заключение, что у меня треснули два ребра, и предложил госпитализацию, от которой я немедленно отказался, ограничившись перевязкой. Услужливый халдей-официант вкатил в номер тележку и тут же растворился за дверью. Притрагиваться к чудным яствам поначалу было даже неловко. Я подумал о хранящихся в моем холодильнике рыбных консервах, и мне сделалось как-то тоскливо, словно я утратил частичку самого себя или изменил любимой женщине.

Завтрак прошел отменно. Марк Абрамович делился своими пристрастиями в области живописи и музыки, не забывая, однако, подливать в мой кофе французский коньяк (предпочел бы в натуральном виде), а я слушал, прихлебывал и кивал с набитым ртом. Потом мы расположились в креслах и закурили настоящие кубинские сигары. Коньяк в хрустальном графинчике, выставленный передо мной предусмотрительным адвокатом, помог мне собраться с мыслями.