Сергей Владимиров - Бог жесток

Памяти моего друга Андрея Макарова

Каждое дело начинается по-своему. Иногда он принимал клиентов в кабинете и с непроницаемым выражением лица выслушивал их мрачные были, порой получал известие от старых друзей и взваливал на себя их проблемы, а бывало, становился случайным свидетелем злодеяния, и стечение неблагоприятных обстоятельств вынуждало его вспомнить о гражданском долге.

У Евгения Галкина было все, о чем может мечтать частный сыщик: непримечательная внешность, действующая лицензия, клиентка — дамочка отчасти экзальтированная, но готовая заплатить, подопечный — муженек этой особы, скромный и милый бухгалтер, придумавший себе сверхурочную работу и отныне приносящий в дом вместо заработка запах паленого коньяка и дешевых духов. И вот сегодня, волочась за разрабатываемым объектом как хвост, детектив оказался в обычном, классически загаженном подъезде, но именно отсюда и начались все его злоключения. В течение ближайших минут или часов Галкину предстояло маяться от безделья, дымить точно паровоз и гадать, что же происходит за дверью, обитой неброским коричневым дерматином. Но, как оказалось, основные события случились на лестничной клетке, где в ожидании расположился сыщик. Сначала появился неверный муженек, низенький, лысоватый, в заношенном плаще. Этот провинциальный Казанова, воровато озираясь, выскользнул из квартиры, прижимаясь к стеночке, засеменил вниз короткими пухлыми ножками. Поравнявшись с Галкиным, глупо поздоровался и хихикнул. Евгению следовало продолжать слежку за ним, но он понял, что теперь это бессмысленно, что он окончательно засветился. Единственное, что оставалось, — выяснить, к кому наведывался супружник через весь город. В следующую секунду это перестало быть секретом. Ненакрашенная рыжеватая девица, как пробка из-под шампанского вылетевшая из той самой квартиры, припечатала Галкина к перилам и растянулась у его ног. Лицо незнакомки было искажено болью, отчаянием и злобой, из ноздри по подбородку стекала тонкая струйка крови, на левой щеке багровело пятно от удара.

— Привет, — дыхнул на девицу Евгений, уже позже вспомнив, что забыл с утра пораньше набить рот мятной жевательной резинкой.

— Ненавижу! Убью! Убью в натуре! — завизжала незнакомка.

Не успев уяснить до конца, в чей конкретно адрес отпущены угрозы, сыщик машинально стал помогать девице подняться на ноги. И вдруг без долгих прелюдий повалился на нее.

Это не оказалось преддверием случайной бурной любви. Галкина ударили скалкой по затылку, обидчиком выступал тщедушный старикашка с венчиком редких седых волосков и конопатой лысиной. Лицо его было бледно и морщинисто, как сушеный гриб, выцветшие глазки слезились. Теперь он возвышался над Евгением, который лежал в жалкой позе на полу, морщась от боли. Девушка проворной ящерицей вывернулась из-под поверженного и в мгновение ока исчезла.

— А ну, подымайся, кобель поганый! — сипло разорялся боевой дедок. — И чтоб духу твоего здесь не было! Устроили бордель, мать вашу!

— Совесть хоть поимей, старый, — отозвался Галкин. — Тебе в гроб пора ложиться, а ты все дерешься!

Щеки старикашки отчаянно затряслись, в пляс пустилась вставная челюсть.

— Ах, сговор?! Я давно подозревал, эта сучка от меня отделаться хочет! И подельника уж нашла! Развратничать я ей, дескать, мешаю, мужиков водить да водку лопать! А вот мы еще посмотрим, кто кого переживет, кто из нас двоих вперед загнется!

Очередной взмах скалки, но на этот раз реакция не подвела сыщика, он перехватил запястье старикашки, и орудие покушения упало на бетонный пол.

— Ошибся адресом, дед, — произнес Евгений, поднявшись. — Тот, кому следовало пройтись по хребтине, уже унес ноги. А я тут случайно.

— Тогда какого беса Вальку, внучку мою, лапал?

— Помогал обрести равновесие. Ты ведь тоже к ней изрядно приложился.

— Наука впредь будет, — ответил дед. — Но и тебе ни грамма не верю. Что значит, ты здесь случайно? По какому делу? Я тута всех знаю, а тебя ни разу не видел. Может, грабитель или насильник какой? Вот вызову милицию, документики чтоб проверили. Наверняка не в порядке.

Дед был отважный, и, не звучи в его речах излишней патетики, а в принимаемых позах фиглярства, это прибавило бы ему уважения. Галкин простил старику его рукоприкладство, но дожидаться приезда стражей порядка было не в планах Евгения. Он попытался уйти, но оказалось, сделать это не так-то просто. Дед начал действовать, вцепившись в куртку сыщика. Несколько шагов вниз по лестнице Галкин проволочил за собой борца за нравственность, но не смог переступить через себя и применить к старику силу.