Сергей Владимиров - Бог жесток

Через полчаса, обнаружив на улице исправный телефон-автомат, я набрал номер семейного общежития и попросил Марию Семину из четырнадцатой комнаты. Вахтерша, не дослушав меня, с проклятиями швырнула трубку. Я позвонил еще раз, но теперь никто не отвечал. Ничего не оставалось, как отправиться туда самому. Поездка могла оказаться бесполезной, но это не оправдывало бездействия.

— Ты опять вдрызг пьян! Мне стыдно перед людьми!

— Дорогая, выражайся точнее. Я подшофе.

— Прекрати паясничать! Я этого не вынесу!

— Ты должна войти в мое положение. У меня творческий кризис. Оттого и запой.

— А что было неделю назад?

— Противоположное. Презентация моей новой книги. Она вот-вот поступит на прилавки.

— Как и все остальные… Покажи мне хоть одну! А то, что ты цитируешь мне в пьяном виде, похоже на бред шизофреника!

— Темнота! Дерёвня! Я не виноват, что тебя невозможно приобщить к прекрасному!

Свидетелем столь жаркого диалога я стал, переступив порог семейного общежития. Дебелая колченогая женщина в новой кожаной куртке, настолько дорогой, насколько и безвкусно смотрящейся на ней, сразу же приковала мое внимание. От возмущения круглое, подобно полной луне, лицо ее пошло густыми багровыми пятнами. Помада цвета морковного сока и коричневые тени на веках довершали картину торжества безвкусицы. Крупные кудри свежей завивки, образующие своеобразный шлем на голове женщины, делали ее похожей на барана. Спутником был изящно сложенный мужчина от тридцати до пятидесяти с руками карточного шулера и лицом брачного афериста. Оправдываться перед женщиной доставляло ему истинное наслаждение. С уст мужчины не сходила улыбка ловкого соблазнителя.

— Почему этот человек так на тебя смотрит?! — воскликнул мужчина, одарив меня широким жестом. — Он твой приятель?

— Что ты, дорогой…

— Так в чем же дело?!

Я выступил вперед:

— Мария Семина?

— Д… да, а что… ну…

— Вы с ней знакомы?! — с театральной напыщенностью вновь закричал мужчина, обращая на меня остекленевшие от беспробудного пьянства глаза и дергая острым сизым носом. — А ты, презренная, уверяла, что одинока! И из-за тебя я бросил жену и троих маленьких детишек, которые до сих пор зовут своего папу!

Он вырвался из объятий Марии и сломя голову выскочил на улицу. Но, не имея намерения исчезнуть навсегда, был скоро выловлен женщиной и отягощен ее тушей, в слезных уверениях повисшей на его хрупкой аристократической руке.

Остыл мужчина не сразу. И покуда я их видел, он продолжал читать горячую мораль, самыми распространенными обращениями в которой были «публичная девка» и «неблагодарная нимфоманка».

Я сплюнул с досады и направился к столу бульдогообразной вахтерши. Но цербер уже атаковала меня, с пеной у рта возопив: «Не позволю!» С грехом пополам мне удалось убедить старуху, что моя миссия положит конец затянувшемуся разврату. После чего я был допущен к телефону в ее конторке. Своим звонком я побеспокоил Наталью Заступину. Нет, она меня не забыла, даже сразу признала по голосу. Видать, тоже одинока, как и сестра до недавнего времени.

— К сожалению, я не застал Марию. — Я начал повторять байку, родившуюся экспромтом, но действующую пока безотказно. — А мой поезд скоро уходит. Не скажете, вы часто видите ее?

— Иногда. Когда она навещает меня. Сама я не могу ходить — инвалид с детства.

— Простите… А как поживает она сама?

— По-прежнему… Опять разведена. Опять одинока. Терпеливо ждет свою вторую половину. Может быть…

— Передавайте ей привет, — решил откланиваться я. — Уверен, все наладится. Господи, совсем забыл… Как здоровье тети? Мария была к ней так привязана.

— Вы что-то спутали, — неуверенно отреагировала женщина. — У нас никогда не было тети…

— Бог ты мой, как я ошибся! Еще бы, прошло столько лет! До свидания.

Не важно, что подумала Наталья Заступина. Важнее, о чем лишний раз подумал я.

Как мазок краски еще нельзя назвать живописью, так и невнятные сочинения начинающего — литературой. Однако совсем иное мнение складывается у нас и об авторе, и о его работах, если рука творившего не механически водила по бумаге, если каждая черта и фраза были рождены не отточенным мастерством, а душой, чистой и сострадающей. Это не для вас, жестоких и циничных. Это слишком красиво, чтобы иметь право на существование. Это не то, чтобы верить и относиться серьезно. Это «Истинные чувства» Зины Куличок, где она, вживаясь в «я» главной героини, терзаема сентиментальными слезами и счастлива романтической влюбленностью.