Екатерина Лесина: Разбитое сердце королевы Марго

Смешная женщина.

Она поняла, что не будет ни благодарности, ни помощи, когда, вырвавшись из плена-опеки брата, двинулась в Нерак.

В Нераке ее, законную королеву, не ждали.

Придворные? Протестанты не были рады католической королеве, что столь упрямо держится за веру… Генрих? Он обезумел от любви и вовсе не к Маргарите, в которой ныне видел лишь помеху своему счастью. Его девка ждала ребенка, а Маргарита… пожалуй, впервые она поверила, что и вправду проклята.

Не способна родить.

И в Нераке ей говорили о том в глаза, с насмешкой, с презрением, мстя именно ей, Маргарите, за все обиды, которые нанес род Валуа… как можно было выдержать подобное?

И золотое сердце разбилось бы.

Маргарита бежала, уже понимая, что вся оставшаяся жизнь ее превратится в бесконечный бег.

Нерак.

Париж. И вновь Нерак, в который не позволено было вернуться… семь месяцев унизительного ожидания, пока брат с супругом торгуются, пытаясь сбыть Маргариту друг другу… Ажан стал пристанищем новой мятежницы. И сам мятеж, обреченный изначально.

Старый замок Арманьяков, истинная обитель непокорных, принявший ее с радостью, ибо близки были ему все, кто стремился изменить судьбу, свою ли, королевства…

И вновь война.

Пленение.

Уссон, где Маргарита ждет приговора… супруг желает получить свободу, и ныне сил у него довольно, чтобы ее стребовать. Он и требует, и матушка готова пойти навстречу.

Она предлагает заточить Маргариту в монастыре.

Дорогой брат не верит, что монастырь надежен. Он рад будет казнить…

Ей вновь удается спастись. И Уссон из тюрьмы становится домом… тихая, спокойная Овернь, книги и благие беседы, размышления… душевный покой, позволивший ранам сердечным затянуться. Пожалуй, эти годы, как позже будет вынуждена признать Маргарита, станут счастливейшими в ее жизни. Ее окружали поэты и философы, чтецы, историки, все те, кто искал тихой обители, чтобы творить. И дом Маргариты был открыт для всех.

В Уссоне узнает она и о смерти матери, и о гибели братьев, и о том, что она, Маргарита, стала последней из рода Валуа. Новость эта не принесет ей ни радости, ни печали.

Ее известят и о коронации супруга, который вновь сменит веру… и о том, что желает он развода.

Пускай.

Маргарите давно он стал безразличен, как и все прочие политические игры, забравшие слишком много жизни ее…

Она даст развод.

И запоздалой благодарностью получит покровительство короля, заверения его в вечной дружбе… пожалуй, это будет больше, чем она могла бы ожидать.

Ей оставят корону Наварры и право вернуться в Париж.

Наделят землями и деньгами, позволят выстроить резиденцию напротив Лувра… пожалуй, именно теперь, отказавшись от всех прав своих, она обретет истинную свободу.

И переживет своего короля на четыре года.

Будет ли она счастлива? Иногда.

Далматов появился сам.

И трех недель не прошло. Наверное, он не стал бы прятаться, и на звонок ответил бы, и на приглашение, вот только Саломея принципиально не стала ни звонить, ни приглашать.

– Привет. – Он вошел, открыв дверь собственными ключами, и вероятно, стоило бы поинтересоваться, откуда он эти ключи взял.

Хотя… зачем интересоваться?

Дубликаты сделал.

– Привет. – Далматов вручил цветы, белые фрезии. – Прячешься?

– С чего ты взял?

Цветы Саломея приняла.

– А меня, между прочим, ранили, я в больнице был…

– Целых два часа.

– Может, для меня два часа в больнице – это почти вечность.

Далматов окинул ее внимательным взглядом:

– Что не так?

– Все так.

Вежливая ложь, но в чем правда – Саломея и сама не знает. Наверное, ее, этой правды, вовсе нет, а если так, то какой в ней смысл.

– Чай будешь?

– Буду. – Далматов оттеснил ее и сам на кухню пошел. – Давай… рассказывай, чего ты там себе напридумывала.

И ничего Саломея не напридумывала, просто… тяжело.

– Ко мне Анна приезжала. – Она села в уголочке и руки скрестила, точно защищаясь. – Хотела, чтобы я Варваре помогла…

– А ты?

– Наняла адвоката. – Саломея вздохнула, зная, что услышит. И Далматов не подвел:

– Дура.

– Она моя родственница. Единственная, оставшаяся в живых и…

– И эта родственница, дорогая моя, собиралась спровадить тебя в мир иной. По-родственному, между прочим. Меня, кстати, тоже…

– Ты же знаешь, она не сама… Настасья ее…