Станислас-Андрэ Стиман - Шестеро обреченных

— Не хотите ли вы назвать кто... кто он?

— Это ни к чему, вы все равно не поверите мне. Впрочем, вскоре вы сами увидите...

— А откуда вы узнали?

— Из телеграммы, полученной от капитана «Аквитании»... Ну а теперь ни слова более.

«От капитана „Аквитании“... А причем здесь „Аквитания“? — подумал Перлонжур.

Затем у него в голове мелькнула совершенно сумасшедшая мысль:

«А ведь труп Намотта до сих пор не найден. Неизвестно даже, как он погиб... А что если он не погиб?.. А что если это Намотт?»

Но он тут же отрицательно покачал головой: «Нет, это бред какой-то».

Вдруг по телу его пробежала дрожь: по ту сторону двери раздался шорох... Чудовище было уже здесь.

Перлонжур откинулся на спинку кресла. Ноги его подкосились от волнения и страха. Он никогда не думал, что близкое присутствие человека может нагнетать такой ужас...

Он заметил, как в темноте поднялась рука инспектора и медленно легла на ручку двери.

Повернувшись к Перлонжуру, месье Ванс еле слышно шепнул:

— Возьмите мой фонарик... Здесь, в левом кармане, пиджака... Как только я открою дверь, направьте на него луч света... — Затем добавил: — Вы готовы?

— Готов.

Инспектор стремительно рванул дверь на себя, и в ту же секунду луч света выхватил из темноты чье-то лицо:

— Ни с места... иначе стреляю!

Однако в ответ раздался громкий смех, и вынырнувшее из мрака на секунду лицо снова исчезло. Ступеньки застонали под поспешными шагами.

Месье Ванс одним прыжком очутился на лестничной клетке и, повернув выключатель, перегнулся через перила. Подняв браунинг, он одной пулей, попавшей прямо между лопаток, уложил на месте бегущего вниз по лестнице человека.

Затем инспектор повернулся к Перлонжуру, на лице которого еще был написан ужас оттого, что он узнал лицо преступника.

— R.I.P. [2]... — сказал он. — Надеюсь, на этот раз он уже действительно мертв!..

Инспектор Воробейчик испытывал крайнее удовлетворение, о чем свидетельствовали безупречные стрелки его брюк.

— В сущности, мои подозрения пробудили прежде всего пропажа покрывала и вся шутовская сторона исчезновения в стиле Рокамболя... Но я, разумеется, был еще далек от того, чтобы заподозрить Жернико.

Он плеснул немного воды из сифона в стакан с виски, закурил сигарету и продолжил:

— Теперь я спрашиваю себя, как это у меня раньше не зародилось подозрение относительно всего этого спектакля. А потом нашли его тело — точнее то, что мы приняли вначале за его тело. Мне не сразу пришла в голову мысль исследовать его татуировку.

— И все же именно татуировка навела вас на мысль послать капитану Лесли радиограмму?

— Да. Я попросил его узнать, не было ли во время последнего путешествия «Аквитании» среди команды матроса, грудь которого была бы украшена татуировкой, подобной той, которая была на груди у Жернико. И, как вы помните, он мне ответил, что матрос, отвечающий данным мною приметам, не вернулся на борт. Звали его Рафаэль Эрманс, и у него было сомнительное прошлое... Тогда я уверился в своем предположении.

— Но, как вам пришла в голову мысль, что выловленное в канале тело, возможно, принадлежит не Жернико?

— Благодаря одной простой фразе, произнесенной Жернико в день его возвращения и переданной мне нашим другом Сантером... Вот эта фраза: «На борту „Аквитании“ был один матрос, слывший мастером по татуировкам — вот к нему я и обратился». Следовательно, татуировка должна быть недавнего происхождения, по крайней мере одна из них... Специалист, которому я поручил обследовать татуировку на выловленном трупе, заявил мне, что она, несомненно, шести-семилетней давности. А вот рана на предплечье, та рана, которой у Жернико не было во время его возвращения, напротив, была совсем свежей. Я передал тело утопленника на экспертизу. Кровь группы О принадлежала здоровому человеку. Странная вещь, эта деталь, которая должна была бы окончательно меня убедить в том, что передо мной труп Жернико, напротив, заставила насторожиться. Действительно, что должна была означать эта свежая и неглубокая рана? Она была необъяснима в том случае, если Жернико уже мертвым покинул дом Сантера. Но ее нельзя было объяснить и в том случае, если он покинул дом умирающим. Можно ли было предположить, что эта рана была ему нанесена агрессором? Но для чего он стал бы ее наносить?.. Она представляла собой быстро зарубцевавшийся порез, который мог быть у человека, решившего перерезать себе вены или, что вероятно, у человека, решившего добыть себе некоторое количество своей собственной крови. И мне было бы абсолютно непонятно, почему убийца Жернико так охотно выставлял себя напоказ, давая возможность полюбоваться своими дымчатыми очками и рыжей бородой. А тот свист, повторившийся несколько раз и услышанный Сантером и вами, мадам, весьма походил на условный сигнал. Наконец, почти что невозможность выкрасть умирающего и транспортировать его на своих плечах... Вспомните, лифт в тот день не работал.