Александр Аде - Год сыча

– И вы не подозреваете, чем отличаетесь от прочих дам?

Она откровенно краснеет.

– Я абсолютно заурядна.

– Давайте так. Завтра я заеду к вам, и мы на месте займемся кладоискательством.

Посетительница уходит, оставив после себя слабый запах духов. Сижу, разглядывая листок, на котором она написала номер своего телефона и одно слово: Анна. И глупо ухмыляюсь. В черепке ни единой мыслишки. На разные лады повторяю: «Анна, Анна, Анна…», и так бесконечное число раз.

Даже дома, лежа на спине возле уютно посапывающей Сероглазки, бессонно гляжу в черноту, а в голове – крамольные мысли о статной женщине со строгим именем Анна. У меня в памяти постоянно крутятся раздерганные строчки стихов, где-то прочитанных или услышанных. Вот и теперь, как чертик из табакерки, выскакивает: «А Пушкин думал: «Анна! Боже мой!..» Так и этак повторяю, смакую: Ан-на, Ан-на… И вдруг меня точно током бьет: АН-НА!!! Как же я сразу-то, идиот, не сообразил?

Осторожно, чтобы не потревожить жену, слезаю с кровати, при свете настольной лампы откапываю на книжной полке орфографический словарь и тащусь на кухню. Помнится, в конце словаря был список имен… Листаю… Ага, вот оно!..

Но вместе с ликующим ощущением близости разгадки мной овладевает такая гнетущая тревога, точно в мою жизнь входит что-то зыбкое, неясное и огромное, чему и названия дать не могу. Завариваю чай. Потихоньку прихлебываю, уставившись в кромешную заоконную тьму, где одиноко мигает желтый глаз светофора… Засыпаю поздно. Снится, что лечу над родным городом, который ничуть на себя не похож: стеклянный, радужный, с множеством удивительных башенок и шпилей…

15 марта. Четверг … Потом в моем сновидении, рассекая заревое небо, появляются черные птицы. От треска их крыльев рассыпаются разноцветные дома, летят осколки стекла… Открываю глаза в темноту. Звенит будильник, призывая Сероглазку на работу. Наскоро приготовив завтрак себе и мне, она уносится вдаль, а я набираю номер Анны.

– Это Королек… Тот самый. Собираюсь, как договаривались, вечерком к вам заехать.

– В семь часов вас устроит? – спрашивает она и диктует адрес…

Квартира напоминает ее саму – стильная и сдержанная. Много картин. Почему-то кажется, что знаю эту женщину чуть не с рождения, а в ее жилье дневал и ночевал. Целенаправленно расхаживаю из комнаты в комнату. Анна с интересом следит за мной. На ней васильковый халатик. Ее тело волнует меня так, что пересыхает в горле.

Под изумленным взглядом Анны снимаю со стены зеркало в прихожей. И возвращаю на место. Проделываю то же самое с овальным зеркалом в голубовато-белоснежной ванной. Под ним – выложенный из плиток белого кафеля прямоугольник. Плитки аккуратно подогнаны друг к другу, но одна как будто слегка выступает. Ножом поддеваю ее, нажимаю – она в моих руках. В этом месте стена выдолблена. Вытаскиваю из отверстия сверток, набитый долларами.

– Я думала, такое бывает только в детективах, – изумленно говорит Анна. – Вы волшебник.

– Разгадка действительно оказалась в вас самой, – сообщаю, смущенно потупив глазки и ликуя в душе. – Точнее, в вашем имени. Оно симметрично. Вторая пара букв повторяет первую. Таких женских имен только два: Анна и Алла. Я смотрел в словаре.

– Но причем здесь зеркало в ванной?

– Ну это уже совсем просто, – продолжаю корчить из себя скромного гения. – Что такое симметрия? Зеркальное отражение.

– Так хотела найти, а теперь не знаю, что с ними делать, – говорит Анна, недоуменно разглядывая сверток. Ее брови по-детски наивно поднимаются.

Уже не владея собой, наклоняюсь и целую ее руку, чуть крупноватую и нежную. Тыльной стороной ладони она проводит по моей щеке. Ее губы раскрываются в ожидании моих губ.

Анна, Анна, Анна!.. Боже мой!…

19 апреля. Четверг . Смугловатый, черноволосый и одетый во все черное. Четко вырезанное лицо. С первого взгляда ясно: не одноклеточный качок с одной извилиной, причем прямой, как кишка, – безжалостный боец, идущий к цели по людям, а, если надо, то и по трупам. Такому на дороге не становись, сметет и не заметит. За ним маячит нечто бессловесное, жующее жвачку, то ли охранник, то ли друган. Когда парень появляется в моем офисе, возникает ощущение, что в мой мир, как черный нож в масло, врезалась его вселенная, жестокая и холодная.

– Ты – Королек? – спрашивает он властно, и в меня упираются черные глаза без блеска, твердые, как два камушка.

– Он самый.

Ловлю себя на том, что поддаюсь исходящей от пацана силе, даже готов подчиняться и служить.