— Только попробуй открыть, Витраль! Предупреждаю: ты — труп!
— Ладно, не буду. Если ответишь на вопрос. Что тебе известно об открытии Гран-Дюка?
— Ты — труп! Клянусь, я…
— Не хочешь, как хочешь.
Марк одной рукой открыл книжку и небрежно пролистал. Все ее развороты выглядели похожими друг на друга: на левой странице — рисунок или фотография, на правой — короткая, в три строчки, надпись, сделанная мелким ученическим почерком. Стихотворение?
Вне всякого сомнения, он был первым, кто не то что читал, а просто видел эти опусы. Он не терял бдительности, продолжая держать Мальвину на мушке пистолета. Он не сомневался: стоит ему чуть ослабить внимание, и девица вцепится ему в глотку. На одной странице он остановился. Слева помещался коллаж: фотография распятия, на которой обнаженное тело Христа венчала приклеенная голова какого-то мужчины с горящим взором, — очевидно, звезды мыльной оперы, — Марк плохо в них разбирался. Он вслух зачитал текст с правой страницы:
«К тебе прикоснуться, руками обвить
Все тело твое.
Возьми — я твоя!»
— Хо-хо-хо! — присвистнул Марк. — Вот так скромница! Так вот о чем мы мечтаем в церкви на мессе!
— Тупица! — гавкнула Мальвина. — Что ты понимаешь? Это хайку. Японские стихи. Недоумок!
— А как насчет твоей бабушки? Она тоже тупица? Что, если я пошлю ей этот шедевр эсэмэской?
Мальвина нахмурила брови, став похожей на ребенка, застигнутого за неподобающим занятием.
— Ну так как? — настойчиво повторил Марк. — Рассказываешь мне все, что знаешь, или? Что тебе известно про Гран-Дюка?
— Пошел в задницу.
Марк вырвал из книжки листок, скомкал в шарик и вышвырнул в приоткрытое окно поезда.
— Ты права. Я тебе честно скажу: мне не понравилось. Неудачный стишок. Давай попробуем с другим. О, придумал! Мы с тобой сыграем в одну очень интересную игру. Я задаю тебе вопрос. Если ты не отвечаешь, я читаю следующую страничку. Если стишок плохой, я его отправляю в полет. Если хороший — отсылаю эсэмэской бабуле Карвиль.
Марк провел пальцами по срезу книжки и нарочито громко рассмеялся. Слишком громко. Ему было противно, хотя и не хотелось самому себе в этом признаваться. Читать без спросу чужой дневник — не самое благородное занятие. Мальвина забилась в уголок сиденья, похожая на встрепанного воробышка. Марку казалось, что, вырывая из книжки очередной листок, он выдергивает у беззащитной птички перо из крыла.
Он листал книжку. Его внимание привлекла аккуратно вырезанная фотография самолета, вклеенная в другую, изображавшую камин.
«Железная птица,
Ангел в аду.
Моя плоть».
— Вот это ничего, — похвалил Марк.
У него в горле вспухал отвратительный ком, мешавший дышать. Он постарался взять себя в руки.
— Кроме последней строчки, — продолжил Марк. — «Моя плоть». Надо было хоть знак вопроса поставить, что ли. Нет, Мальвина, это халтура. В окно!
Еще один бумажный шарик улетел в пространство. Мальвину трясло.
— Ну что, не надумала говорить? — не отставал Марк. — Зачем ты ходила к Гран-Дюку?
— Отвали!
— Как скажешь…
Снова шелест страниц. Марк остановился на фотографии детской спальни, по всей видимости, вырезанной из каталога мебельного магазина. На правой стороне красовался снимок Банджо — огромного желто-коричневого плюшевого мишки. Середину левой фотографии занимала кровать, к которой была приклеена — ну разумеется! — фотография Лили в возрасте восьми или девяти лет. Она сидела, по-турецки скрестив ноги. Фотографию, надо полагать, украл Гран-Дюк…
Марк начал читать, силясь не выдать дрожь в голосе:
«Забытые игрушки.
Тоскую по тебе.
Ты меня бросаешь?»
— Витраль, ты подонок, — простонала Мальвина. — А я еще показывала тебе комнату Лизы-Розы!
— Я жду ответа.
Мальвина вытянула перед ним средний палец.
В окно полетел бумажный шарик.
Теперь Марк гораздо внимательнее рассматривал страницы странного дневника. Если уж пускаться на подлость, так хоть не понапрасну. Он дошел почти до последнего разворота. Справа — фотография, изображавшая его и Лили. Он без труда определил дату съемки: 10 июля 1998 года. Меньше трех месяцев назад. Лили в тот день получила результаты школьных экзаменов. Аттестат с отличием! Они стояли обнявшись на пляже в Дьеппе.
Марк улыбнулся. Так-так, значит Кредюль Гран-Дюк — если только это не был Назым — изображал папарацци! Ловко, ничего не скажешь. Ну что ж, в конце концов, оба детектива находились на жалованье у Карвилей, о чем Гран-Дюк честно писал у себя в дневнике. Но Марка удивило не это, а то, как Мальвина «поработала» над снимком. На фигуру Лили, которую обнимал Марк, она приклеила свою собственную фотографию. Эффект получился неожиданный: маленькая головка, наводившая на мысли о тсантсе, [13] Тсантса — особым образом высушенная и уменьшенная до размеров теннисного мяча человеческая голова, ценившаяся индейцами южноамериканских Анд в качестве боевого трофея.
на теле богини.
Читать дальше