Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

— Приехали, Софья Николаевна, — сказал Антон, но остался сидеть.

Я вздохнула и выбралась из машины. Антон вышел вслед за мной, захлопнул дверцу и подошел вплотную.

— Софья Николаевна, — начал он, но я перебила с усмешкой:

— Еще раз скажешь «Николаевна», я в тебя плюну.

— Софья, — согласился он, — не бойтесь ничего. Точнее… бойтесь, будьте очень осторожной, но… я вам обещаю, я сделаю все возможное для вашей безопасности.

— Спасибо, — сказала я, сжала его руку под черным рукавом пиджака, и медленно отправились прочь с пустынного двора.

Антон смотрел мне вслед. Дверца машины не хлопала, мотор не урчал, Антон смотрел мне вслед.

Как это все печально.

В коммуналке случился Вселенский Канализационный Потоп. Братья троцкисты сновали с ведрами и тряпками и ждали вердикта сантехников — два хмурых, знакомых мужика из нашего ЖЭКа пытались извлечь из толчка некую затычку. Из-за этой преграды почему-то лопнула труба, и сантехники старались представить вредный предмет для всеобщего обозрения и осуждения.

— Повезло тебе, Софья, — буркнул Коновалов. — Только ты можешь быть уверена, что не твоя тряпка забила унитаз.

— Давно трудитесь? — спросила я, размышляя, стоит ли снять ботинки или в уличной обуви пока походить.

— Часа полтора. Сантехники говорят, в трубе что-то застряло, ржавое железо не выдержало напора и, говно, простите, в магазин протекло.

— Вот беда-то, согласилась я и пошла в свою комнату.

В ней ничего не изменилось. Уходя на свидание с Туполевым у касс Речного вокзала, я тщательно убралась, вытерла пыль, расставила учебники и книги в должном порядке. Если бы в эту комнату с печальным или служебным визитом зашли люди, то увидели бы келью воспитанной девушки и примерной студентки. Заподозрить грязные помыслы в столь образцовой мадемуазель не просто, я постаралась.

Привычные вещи, фотография котят в клубках шерсти на стене трогала до слез, я сняла ботинки у порога комнаты и прошла к окну. В квартире Туполевых не горело ни единого огонька, не смотря на пугающие серо-фиолетовые сумерки, я тоже не хотела включать свет, села у подоконника, поставила на него локти и начала ждать.

Спросите чего? Не знаю. Звонка мобильного телефона и сигнала «отбой, Софья»; движения серых людей в бронежилетах к наружной лестнице; или, может быть, прихода Самоеда. Чего-то ждала.

В коридоре топали кирзачи сантехников, и шумели, ругались соседи, высоким фальцетом в общем гомоне выделялся обеспокоенный голос Лопаты. Голоса перемещались — от кухни до лестницы и обратно, накал страстей повышался, и, наконец, с истерическим выкриком «Сонька!! Выйди!!», на мою дверь опустился чей-то кулак.

Я таки вышла. И уперла руки в бока.

— Что надо?

— Сонька, скажи им, что не моя это майка!! — визжал Гарик и отпихивал от себя ведро с некой серой субстанцией.

Серой субстанцией оказалась некогда белая футболка с логотипом клуба любителей пива. Татьяна Сухомятко брезгливо, двумя пальцами обеих рук в резиновых перчатках, придерживала навесу расправленную футболку и следила, чтобы капли с нее падали в ведро. Продемонстрировав в виде доказательства дыру и лозунг «Губит людей не пиво», выругалась и шлепнула тряпку обратно в ведро:

— Не твоя, говоришь?! Мурло неумытое, хоть бы смотрел, чего в унитаз выливаешь!

— Да я и полов-то никогда не мою! — молитвенно прижав ладони к желудку, лепетал Гарик. — Скажи им, Сонька, ты видела, чтобы я когда-нибудь полы мыл?!

— Не видела, — честно, со вздохом, призналась я.

— Вот! — взвизгнул Лопата и ткнул в меня пальцем. — Мой свидетель!

— Софья! — с укоризной взревел Тарас Сухомятко и, размахивая ведром как пращей, погнал Гарика от моей двери к кухне. Видимо для того, что бы прибить там без некоторых свидетелей.

— Сумасшедший дом, — один голос сказали я и Татьяна и разошлись по разные стороны. Я вернулась к фиолетовым сумеркам и подоконнику, мадам Сухомятко отправилась защищать Лопату от разъяренного мужа. Случись что, в суде разбираться не будут, по какой причине Тарас Сидорович Сухомятко нанес тяжкие телесные повреждения (помойным ведром) своему соседу Игорю Владимировичу Лопатину.

Канализационные катаклизмы и привычный спектакль из нормальной жизни троцкистов, добавили к горечи капельку меда, — когда вокруг все так привычно и прекрасно, чего бояться? Дом полон людей, в ближайшее время эти люди не угомоняться, в туалете два крепких сантехника латают трубы на живую нитку. Все прекрасно и даже в удобства через пару часов запустят…