Эдгар Френсис - Честь семьи Прицци

— Эй! — окликнул он. — Что вам здесь нужно? Тут части…

Мужчина справа быстро вскинул руку, и «торпеда» успел заметить синеватый отблеск на вороненой стали.

ФФФОНГ! — пуля ударила ему в солнечное сплетение, разворотила грудную клетку, смяла сердце, разнесла позвоночник и вышла чуть выше лопаток, вывернув из спины клок мяса величиной с кулак.

Он не успел даже охнуть, лишь нелепо взмахнул руками и рухнул на бок. По отполированному паркету разлетелись брызги и собрались на воске круглыми ртутными каплями.

Киллеры, не обращая на тело ни малейшего внимания, закончили подъем и свернули в коридор, по правой стороне которого располагались двери, ведущие в зал.

Рядом с одной из них, привалившись спиной к стене, маячил еще один охранник. Здоровенный парень с огромными ручищами и пистолетом, смотрящимся детской игрушкой в невероятно крупной ладони. Скорее всего, он слышал, как его напарник кого-то окликнул, но еще не успел сообразить, что же случилось на лестнице. Ствол пистолета смотрел в сторону входящих.

Все произошедшее дальше заняло не больше десяти секунд. Первый киллер улыбнулся и сказал:

— Привет, Том. А Доминик здесь?

Охранника звали вовсе не Том, но столь фамильярно-дружеское обращение ошеломило его. Правда, всего лишь на мгновение, но и этого было вполне достаточно для профессионального убийцы.

ффффффОНГ! — «торпеда» отлетел к стене. Тело быстро наливалось свинцовой тяжестью, а в голове поплыл хоровод золотистых звездочек. Фигуры убийц окружил ореол, сияние, мерцающее всеми красками радуги, удивительно сочными, объемными.

Охранник попытался крикнуть, но вместо звуков изо рта хлынула черная кровь. Он сполз по стене, оставляя на белой поверхности жирный красный мазок, упал на пол и умер, вцепившись скрюченными пальцами в полы светлого плаща…

… — Я хочу, — продолжал дон, оглядывая молчащий зал, — поблагодарить Доминика от своего и от вашего имени. Да хранит тебя Господь, сын! Прими знаки нашего внимания и уважения!

Коррадо хлопнул в ладоши, и на сцену поднялись четверо носильщиков с подарками.

— Это, — Прицци обернулся, указав рукой на огромную сумку, из которой торчали блестящие изогнутые клюшки, — клюшки для гольфа! Они из… серебра! А сумка для них сшита из шкуры черного слона! Второй такой нет в Америке!

Зал взорвался рукоплесканиями, и эти волны омыли бесконечно счастливого Доминика. Сердце его забилось, словно боевой тамтам. Грудь распирала гордость, и какое-то еще, почти незнакомое чувство, давно забытое и от этого особенно неясное. Благодарность к этим людям за то, что они пришли. Приехали сюда, перенеся Доминика своим присутствием в совершенно иной, блистающий мир. Незнакомый, волнующий. И может быть, впервые в жизни ему захотелось заплакать.

— А еще… — в эту секунду Коррадо был похож на Санта-Клауса, достающего из мешка рождественские подарки для маленького ребенка, — тысячу твоих любимых сигар!..

… Первый киллер обернулся и указал своему партнеру пальцем на внешнюю стену коридора. Тот кивнул, давая знать, что все понял, откинул крышку канистры и начал заливать газолином пол и плинтус, стараясь, чтобы пахучая дурманящая река не подступала слишком близко к дверям зала.

У них был строгий и однозначный приказ: «Все гости должны остаться целы». Акция носила скорее предупреждающий, чем действительно террористический характер.

«Никто — никто! — из гостей не должен пострадать!»

Поэтому все подходы к лестницам оказались свободны. Покончив с коридором, парочка спустилась под сцену и вылила остатки газолина там, как следует обрызгав стропила и балки, удерживающие помост…

… — Прими эти дары от нашей семьи, семьи Прицци, с благодарностью и уважением! — Коррадо кивнул носильщикам, и те, подхватив подарки, спустились со сцены. — А теперь, по случаю нашего праздника, великий Тамадино Паредо исполнит любимую арию Доминика!

Черный фрак и белая хрустящая манишка. Тенор ничем не отличался от остальных гостей. Что с того, что он великий? Они будут отдыхать, а он — работать. Петь для сидящих за столиками бонз, воротил, столпов этого мира.

Доминик с грустью и некоторой обидой подумал о том, что его звездные минуты закончились. Они столь же коротки, сколь сладостны. Бог никому не дает их помногу, быть может, поэтому-то они так дороги и желанны каждому. Лишь ничтожная часть людей в момент смерти имеет право сказать: «Да, мне довелось испытать это, отпить из золотого кубка славы терпкое вино восторга».