Валерий Барабашов - Крестная мать

Человек на том конце провода что-то взволнованно возражал, Татьяна, конечно, не слышала его торопливых слов, но интонацию вполне уловила. С Тягуновым, видно, советовались, спрашивали его мнение, и он оценивал ситуацию однозначно, без колебаний, призывал кого-то от самосуда отказаться.

«Но если я все ему расскажу, то суд и меня может к ответственности привлечь! — подумала вдруг Татьяна. — Парень этот, Вадим, утонул — а ведь это я просила Игоря заманить его в машину и отвезти на место преступления; Сергея в гараже избили, сами занялись расследованием. Да и Андрей и Изольда помогали, как же я о них не подумала? Зачем, дура, сюда приперлась? Что скажу сейчас Тягунову: Вячеслав Егорович, вы знаете, мы сами преступление раскрыли, нашли убийцу мужа. Одного подельника, Башметова, в болото загнали, он утонул, второго, Бородкина, хорошо, до беспамятства, проучили в гараже, там же и «жигуленок» стоит разобранный. А подсказал мне мой крестный сын, Игорь. Правда, он и сам в банде, они с Бизоном и другими машины угоняли и продавали. А шефом у них некий Дерикот».

У Татьяны от этих мыслей похолодели руки. Бог ты мой, да как же ей все это раньше в голову не пришло?! Пришла сдавать друзей — надо же! Она сама в этой ситуации пострадает меньше всех. Да и за что ее судить? Поддалась эмоциям, попросила помочь наказать преступников… И что потом все они — Игорь, его мама, Ольга, Изольда, Андрей — что они все ей скажут? Как она будет смотреть им в глаза? Их же всех пересажают! Игоря привлекут к ответственности за чужие машины; Андрей — прежде всего дезертир российской армии, на него сейчас же навалятся, арестуют да еще в убийстве Башметова заподозрят — вы, скажут следователи, сами его утопили, а теперь хотите нас ввести в заблуждение, мол, сам утонул; и Изольда там была… А вот Бизон может выкрутиться: одного свидетеля, или, точнее, соучастника убийства, уже нет в живых, Сергей Бородкин может от всего, что говорил в гараже, отказаться…

«Вот придумала, подруга, лихо придумала — явиться сюда, — ругала себя Татьяна. — Мол, нашли убийц, Вячеслав Егорович, но мы и сами… того… Вот, пришла и на своих доносить…»

А чего она добьется? Ну, арестуют Бородкина, Бизона посадят. Мразь эта только спасибо ей, Татьяне, скажет. Они ведь с Бородкиным сговориться могут. Скажут: это Вадик убивал, он рубил, у него не все дома. А мы у него топор даже отнимали. И попробуй докажи обратное. Бизон ведь не дурак, чтобы под «вышку» лезть, признаваться. Он будет защищаться, Дерикот ему хороших адвокатов наймет, денег не пожалеет… Вот и получится, что виновными в незаконных действиях окажутся Татьяна и ее друзья.

Нет, нельзя ничего говорить Тягунову. Надо срочно придумать, зачем пришла.

Наверное, на ее лице отразились внутренние переживания. Тягунов, положив трубку, внимательно посмотрел ей прямо в глаза и спросил:

— Вы как себя чувствуете, Татьяна Николаевна? На вас лица, по правде говоря, нет.

Ему хотелось вместо официального «Татьяна Николаевна» сказать простое и задушевное «Таня», но Вячеслав Егорович сдержался.

Она опустила голову, теребила перчатки.

— Да отчего же ему быть, хорошему самочувствию, Вячеслав Егорович?! — И столько из ее груди вырвалось отчаяния и искреннего горя, что Тягунов совершенно машинально, непроизвольно, взял ее за руку, сказал:

— Мы их найдем, Татьяна Николаевна! Никуда они не денутся.

Убрав руку, он помолчал, подождал, пока она несколько успокоится, улыбнулся, глянув на форточку:

— Да, мы тут четверо курильщиков, как задымим… Женщины наши ругаются. Но мы, когда их нет, смолим с Косовым безбожно. И кабинет забываем проветривать. Спасибо вам, позаботились.

— Плохо женщины за вами ухаживают, — со слабой улыбкой на бледном лице отвечала и Татьяна. Ей очень хотелось вежливо, не обидно для Тягунова обратить внимание на его несвежую рубашку. Она поняла, что он, скорее всего, живет один, ему, мужчине занятому сверх меры, некогда заниматься такими мелочами, как стирка. Татьяна могла бы ему помочь, сделать привычную женскую работу, хотя бы в благодарность за то, что он так близко к сердцу принял ее беду, так хорошо, по-человечески, всегда говорит с ней, и смотрит по-особенному — ей же хорошо понятен выразительный, сдержанный взгляд!

— Вы, наверное… один живете, Слава, да? — помимо своей воли все же спросила она, и Тягунов тут же понял, почему она это спросила, с заметным смущением застегнул верхние пуговицы рубашки.

— Да, так получилось, — просто ответил он. — Мы разошлись с женой. Давно уже. Ей другой глянулся… Но к нашему делу это не относится, так ведь, Таня? — Он снова улыбнулся, на этот раз виноватой, вымученной улыбкой, и Татьяна упрекнула себя — нашла время и место спрашивать человека о семейных делах!