Ева Модиньяни - Крестная мать

Марк Фосетт, предприимчивый репортер «Нью-Йорк таймс», услышал пронзительный свист кофеварки, и в тот же момент раздался телефонный звонок. Марк на мгновение замер и бросился из ванной к телефону. Кофеварка продолжала надрываться. «Все равно ничего не услышу», – подумал он и метнулся к плите. Он поскользнулся на половой тряпке, валявшейся посреди кухни со вчерашнего дня, с трудом удержал равновесие, изловчился и выключил газ. Он совершенно упустил из виду, что лицо у него в белоснежной пене для бритья, и схватил телефонную трубку. Стоило от него уйти Каролине, и все стало необычайно сложно: он не может спокойно побриться, выпить чашечку кофе, поговорить не спеша по телефону. Черт возьми, почему?

– Алло! – крикнул он в трубку и тут же разразился проклятьями. Мыльная пена попала в мембрану – слышимость нарушилась. Марк вытер пену. Металлический голос по спутниковой связи что-то говорил монотонно, но в конце фразы он услышал отчетливое: «Бомба!»

– Алло! Кто говорит? Повторите! Ничего не слышно!

– Марк, что там у тебя творится? – услышал он знакомый голос.

– Долго рассказывать! – Он наконец узнал Джанни Риччи из Палермо, заведующего отделом хроники «Джорнале ди Сичилия». Джанни – ровесник Марка, обоим по сорок четыре. Когда итальянец только что приехал в Нью-Йорк, они снимали вместе квартирку на Бликер-стрит, мечтали о блестящей карьере и красивой жизни.

– Прости, старина, что разбудил, – продолжил Джанни. – У меня потрясающая новость! Настоящая бомба!

– Про бомбу-то я понял, но в чем дело?

– Марк, так и есть! Это – она! Железно! Скажешь, не бомба?

Сердце у Марка Фосетта словно замерло на мгновение, а затем бешено заколотилось. С ним всегда творилось такое, когда он нюхом чувствовал – сенсация!

– Эх, Джанни, я бы тебя расцеловал в губки! – засмеялся он.

– Ты мне дорог, но это уж слишком! – пошутил итальянец.

– Тогда валяй рассказывай все сначала! – Марк обратился в слух.

Он азартно, почти по-детски радовался, слушая рассказ приятеля из Палермо. Перед ним вставали яркие, захватывающие образы. Монастырские стены, внутренние своды, экспрессивная барочная роспись, фигуры святых и мучеников, дворик, поросший травой, арки над витыми арабскими колоннами, колодец, высеченный из камня, прозрачное небо, пронизанное солнечным светом. И она в черной монашеской рясе с белоснежным накрахмаленным нагрудником. Волосы под девственно-белым покрывалом. И все это ничуть не скрывает, а скорее подчеркивает ее красоту.

– Приедешь? – спросил Джанни.

– Будь спокоен! Сообщу номер рейса на Палермо. Даже не предупреждаю, чтобы ты помалкивал!

– Этого еще не хватало! Мафиози с моим стажем всегда нем как рыба!

Марк вернулся в редакцию на метро. Сегодня, в пятницу, на собственной машине застрянешь в пробке, думал он, а тут еще снегопад не унимался. Он рвался вперед, словно гончая, напавшая на след. Сегодня утром впервые с тех пор, как ушла Каролина, он не вспоминал ни о ней, ни даже о детях.

В кабинет главного редактора он ворвался как циклон.

– Ни за что не угадаешь! – воскликнул он с порога.

– Еще бы! – согласился Барт. – Ты хоть намекни, что я должен угадать!

Главный редактор, моложавый и подтянутый в свои шестьдесят лет, был талантлив и неутомим. Сорок лет он варился в этом котле – журналистике. Начав корректором, когда в редакции еще висела свинцовая пыль, он поднялся на самую вершину должностной лестницы. Газету он знал как свои пять пальцев.

– Хоть умри, не угадаешь! – дразнил Марк с мальчишеской запальчивостью.

– Рейган с Горбачевым одновременно сбежали в Швейцарию и попросили политического убежища, – отшутился главный, пытаясь скрыть нарастающее раздражение.

Сегодня неприятностей – хоть отбавляй и совершенно не до загадок. Марк, спору нет, дельный журналист, обычно работает сразу над несколькими материалами. Упрям, правда, но голова у него светлая, и из любых ситуаций он выбирается самостоятельно. Барт его ценит и уважает, но сегодня главному решительно не до загадок.

– Я ее нашел! – начал Марк игру в поддавки.

– Значит, речь идет о женщине, – задумчиво, с пробуждающимся интересом произнес Барт. – Женщине, которую мы ищем, женщине – находке для нас, – продолжил он довольно энергично и задумался.