Юлиан Бардин - Империя страха

Лямзин вошел в грязный и мрачный подъезд многоэтажки. В нос ударила застоявшаяся вонь мусоропровода с явственной примесью свежей мочи. Стены подъезда, уже порядком подзабывшие, что такое кисть маляра, несли на себе модерновую «культуру» тинэйджеров — повсюду красовались громкие названия заграничных рок-групп, разбавленные незамысловатым «я тебя люблю…» и «я тебя хочу…»; а между третьим и четвертым этажами бросалась в глаза едва ли не кровью сделанная надпись «здесь я потеряла невинность» и подпись: «Светка».

Антон криво ухмыльнулся и продолжил подъем по заплеванным ступеням лестницы.

Наконец он остановился у нужной двери, и рука его потянулась к дверному звонку. В квартире послышалась переливчатая трель, но никто не спешил впустить нежданного гостя.

Майор принялся повторять несложные манипуляции, однако все было без толку — никакого другого звука, кроме тарахтевшего звонка, за дверью не слышалось.

Уже собираясь уйти, Антон различил приглушенный щелчок отпираемого засова соседской квартиры. Повернувшись на шум, он обнаружил полноватую, дородную женщину, которой было на вид не больше пятидесяти лет.

— Здравствуйте, — вежливо приветствовал ее комитетчик.

— Здрасте, — робко ответила та, выгладывая в узкую щель, которой мешала увеличиться накинутая цепочка, — вы к кому?

Достав из кармана служебное удостоверение, Лямзин раскрыл его перед глазами женщины и веско добавил:

— Я из федеральной службы безопасности, мне хотелось бы поговорить с гражданином Жутиновым Ильей Константиновичем.

Оценив важность персоны по предъявленной корочке, соседка сбросила цепочку и распахнула перед Лямзиным дверь, приглашая его войти:

— Проходите, пожалуйста.

— Да нет, — отказался майор, — я не могу долго задерживаться. А что, Ильи Константиновича нет дома?

Изобразив скорбную мину, женщина тихо произнесла:

— Его здесь больше не будет. Он умер. Известие было настолько неожиданным, что

Лямзин не смог скрыть искреннего удивления и буквально выкрикнул:

— Как умер, когда?

Собеседница оперлась на дверной косяк и спокойно ответила:

— Как умирают старые люди? Вот так же скончался и Константиныч. Вчера ночью к нему приехала «Скорая» — я как раз не спала, читала книгу, — принялась объяснять она, — слышу, на лестнице шаги. Выглянула в глазок, а там кардиологическая бригада…

— У него что, было больное сердце, — перебил ее Антон, — частенько врачи наведывались? Женщина неуверенно пожала плечами.

— Да нет, что-то я не припомню, чтобы он жаловался на сердце. Вот ноги у него болели, а сердце нет.

Лямзин откровенно расстроился — слишком много вопросов он хотел задать старику, но, похоже, что все они так и останутся безответными.

— Скажите, — спросил он, — а в котором часу это случилось?

На лице собеседницы запечатлелась мимолетная тень задумчивости; помолчав несколько секунд, она протянула:

— Что-то около часа ночи, точно не припомню. Да вы можете позвонить его дочери, она наверняка все знает. Это Вера, дочь Жутинова, сообщила мне по телефону о несчастье.

— Не могли бы вы записать мне ее номер телефона? — попросил Лямзин.

— Отчего же, конечно, могу.

Женщина скрылась за дверью, но тут же появилась вновь, держа в руках обрывок тетрадного листа.

— Вот, — протянула она, — звоните.

— Огромное спасибо, — поблагодарил словоохотливую соседку майор и направился вниз по лестнице, услышав, как за спиной щелкнули запираемые замки.

Прежде чем спуститься в метро, Лямзин подошел к таксофону и набрал номер. К телефону долго никто не подходил, майор уже собрался повесить трубку, когда в динамике послышался осипший женский голос:

— Слушаю вас?

— Прошу прощения за беспокойство, — извинился Антон, — моя фамилия Лямзин, я из ФСБ. Не могли бы вы уделить мне несколько минут для личной беседы?

Какое-то время в трубке повисла напряженная пауза, но спустя несколько секунд женщина отозвалась:

— Если вы тот самый майор, с которым беседовал отец накануне смерти, то приезжайте. Нижнюю Масловку знаете?

— Конечно, — заверил ее Антон и старательно запомнил продиктованный адрес.

Поднявшись на площадь Савеловского вокзала, Антон зябко поежился — после тепла и относительного уюта станции метро ему показалось, что он попал в край вечной мерзлоты. Дождя не было, но промозглая сырость и порывистый ветер пробирали его до костей, заставляя втягивать неприкрытую голову в приподнятый воротник осенней куртки.