Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Все еще закомплексованный мозг Франца выдавал болезненные импульсы: “А что, если демагоги вернутся?.. А что, если повторится опять черновицкая история?.. А что, а что…?”

Тягостные раздумья прервал телефонный звонок. Аппарат выдавал короткие, требовательные сигналы. Франц поднял трубку.

— Алло, здравствуйте. Франц Бялковский у телефона. С кем я буду разговаривать?

Слезы радости переместились куда-то в горло и захлестнули дыхание. Перед глазами поплыли радужные круги.

— Франек, милый, не узнал? Это я, Наташа!

Потрясение было столь сильным, что ответить ей он не смог. В трубке раздался треск, голос стал отдаляться, затем пошли короткие гудки. Испуганный, он бегал возле телефона то и дело поднимая трубку.

Наконец опять пошли длинные гудки.

— Алло, алло, Наташа, это я!.. Где ты, что с тобой?

Она плакала. Он отчетливо слышал громкие всхлипывания.

— Франц, милый, я уже второй день через справочное пытаюсь разыскать твой телефон. Мне не верится, что я слышу твой голос.

— Наташа, милая, где ты была?.. Где Харасанов, Василий, Татьяна? Они живы?

— Франек, их нет в живых. Я отбывала срок в подмосковном Калининграде. Вышла по амнистии.

— Но почему раньше не писала, не звонила?

— Это длинный разговор… боялась… Меня постоянно мучил страх.

— Но почему, за что тебя посадили? Ведь ты фактически ни в чем не виновата!

— Деньги, оружие, недонесение властям. Это длинный разговор, может, встретимся и поговорим?

— Конечно, милая, немедленно приезжай! Куда переслать тебе деньги, говори!

Ручка прыгала в руке, от нервного напряжения знобило.

— Я на Киевском вокзале. Деньги у меня есть. Через два часа будет на Жмеринку поезд.

Радость вперемешку со страхом, что он опять ее потеряет, не давали успокоиться.

— Наташа, какой номер поезда, какое сообщение? Я тебя буду встречать, немедленно выезжай!

С этого момента он больше находился на вокзале, чем дома. Домой он заходил только для того, чтоб выпить стакан крепкого чая. Мать, как могла его успокаивала, но измотанные нервы успокоения не находили.

О предстоящем приезде девушки знала только мать. Юрка Мазур, выглядывая из киоска, подозрительно его рассматривал и улыбаясь говорил:

— Что-то ты стал на привокзалке постоянно крутиться. Может, валютчиком хочешь заделаться? Смотри, это занятие — палка о двух концах.

Франц устало улыбался и отвечал:

— Да нет, братан, тут другое…, давай выпьем по “сотке”.

Они наскоро выпивали. Франц пять — десять минут высиживал у него в киоске.

Юрка Мазур с годами не менялся. Длинноногий и поджарый парень живо интересовался всеми событиями, происходящими в городе. Не переставал засматриваться на каждую проходящую мимо красивую девушку. Вот и сейчас он затянул старую песенку.

— Люблю, Франек, молодых!.. Как пройдет мимо, окатит запахом горячего стройного тела, хочется догнать и укусить.

Франц рассмеялся. Здоровые инстинкты, вытесненные порой у многих молодых людей алкоголем и наркотиками, его всегда забавляли.

— А за какое место ты бы ее укусил, естественно, с позволения? — спросил он у Малыша.

— За самое красивое, конечно, — отвечал Малыш и подмигивал Францу.

На привокзалке действительно произошли большие изменения. Вместо обшарпанных “Запорожцев” и допотопных автобусов сверкали новенькие “Мерседесы”, роскошные “Вольво” и БМВ. Несмотря на извечное украинское нытье о тяжелой жизни, молодежь все же находила средства чтоб шагать в ногу со временем.

В кафе “Рилакс”, куда они часто заходили с Мазуром, было чисто и уютно. Люди нового времени стали понимать толк в комфорте и пытались чему-то научить земляков с убогим мышлением. Директор кафе Якубович Игорь Валентинович лично подавал этому пример. Симпатичный молодой человек часто заходил в кафе, отдавал краткие деловые распоряжения персоналу. Жизнь двигалась, бурлила — не стояла на месте.

Когда Франц нетерпеливо расхаживал по второй платформе в ожидании поезда, к нему подошли двое хорошо одетых мужчин.

— Ну, и как ваши картины? — обратился с вопросом один из них. — Что-то больше вас не видно за работой.

Полковник линейной милиции Чижик и его заместитель Носач, оказывается, были также не чужды искусству. Тогда, когда он делал наброски на пятой платформе вокзала, они были в милицейской форме и откровенно его напугали. Сказывались казахстанские и московские перипетии.