Юрий Комарницкий: Возвращение на Подолье

Подавленного и разбитого Вейсгейма, как говорится на блатном жаргоне, “выдернули” из камеры и привели к дознавателям.

— Вот он какой, — многозначительно сказал Векслер, кивая Лежневу. — Парень как парень, сразу не определишь, чем занимается. Ну, садись, Валера, вернее присаживайся. Разговор у нас будет долгий. Придется сознаваться.

В центре кабинета сиротливо маячил облезлый стул.

— В чем сознаваться? Давайте штраф и отпускайте, я на работу…

Закончить ему не дали. Лежнев, который стоял сзади, ребром ладони ударил его по шее, а Векслер, выбивая из-под ног стул, со всей силы ударил кулаком в челюсть.

Когда Валерий очнулся, они схватили его под руки и, словно мешок с опилками, втиснули в стул.

Векслер, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Расскажи, как десятого числа возле кинотеатра “Батакоз” снял у гражданки Сологуб ондатровую шапку. Расскажи, как второго, седьмого, восьмого снял еще три шапки. Ты думаешь тут дураки сидят? Тебя потерпевшие по паспортной фотографии опознали.

От неожиданности Валерий чуть не задохнулся. Он знал какими методами пользуются дознаватели, но теория, как известно, в сравнение с практикой не идет.

— Да вы что!?. — начал было Валерий, но ему опять не дали закончить.

На этот раз первым ударил Векслер. От удара по голове валенком, набитым песком, сознание помутилось. Валерий опять оказался на полу.

— Итак, у тебя четыре эпизода. Потерпевшие: Васильченко, Шмелев, Кононов, Сологуб. Если сознаешься, получишь по первой судимости до трех лет условно. Если будешь крутить — напишем, что вводишь следствие в заблуждение. Получишь пять лет строгого режима. Не доводи до греха, парень, не заставляй нас собирать потерпевших на очную ставку.

— Я-я ничего не знаю. Люди, чего вы от меня хотите?!

Высокий, сухощавый блондин Векслер, как и Вейсгейм, имел немецкие корни. Но, в процессе милицейского воспитания в бывшем Союзе, имел иезуитские наклонности. О немецких корнях здесь сказано мимоходом. Винить Векслера в садистских наклонностях из-за немецких корней столь же нелепо, как утверждать, что преступниками не становятся, а рождаются. Сегодня у дознавателей обычная работа. Вейсгейма избивали методично и жестоко. Единственное, что всегда раздражало и беспокоило дознавателей, это боль в костяшках суставов пальцев. Но на этот случай имелся валенок, набитый песком, и масса других приспособлений.

Одного они не могли предусмотреть: у Вейсгейма в жилах текла еще и киргизская кровь. Пусть она, как и немецкая, привыкла к послушанию, но, в то же время, имела свойство захлестывать сердце и мозг шквалом буйного протеста. Когда Лежнев, слегка наклонившись, бил его по лицу кулаком, одетым в кожаную перчатку, поддаваясь этому жгучему всплеску, Вейсгейм резким движением головы нанес оглушительный удар Лежневу в лицо. Обливаясь кровью, подрубленный Лежнев грохнулся на пол. В следующий момент Векслер вытащил из наплечной кобуры пистолет и рукояткой ударил Валерия по затылку.

Сквозь пелену раздумий Константин услышал знакомый шорох открывающегося глазка. Стекла не было, глаз дежурного чем-то напоминал красную медузу в мутной воде. Возникло непреодолимое желание подойти и ткнуть пальцем в этот назойливый комок живой плоти. Еще через секунду открылась кормушка.

— Харасанов, на выход с вещами!

Константин знал, что после подобного распоряжения они приходят через 10–15 минут. Он развязал мешок, и в руке оказался обоюдоострый, короткий предмет, напоминающий кинжал.

Над изготовлением оружия он работал целый месяц. Приобрести супинатор [4] Специальные стельки, которые вкладываются в обувь оказалось не так просто. Вновь прибывших тщательно обыскивали. Но однажды повезло. Новичок все же “задарил” ему так необходимый кусочек стали. Он был готов защищать свою жизнь до последнего.

Прапорщик, сухопарый азербайджанец, скептически посмотрел на человека, который еще недавно был майором милиции, и сказал:

— Проходи, пойдешь на строгий режим.

Константин подхватил матрас, перебросил через плечо вещмешок и вышел из камеры.

— Эй, земляк, ты, случайно, не из Баку? — обратился он к прапорщику.

Но красноглазый был из породы тех людей, которые, служа неизвестно какому богу, забыли родную речь, не говоря уже о способности сострадать.

— Я таких земляков в гробу видел, — парировал вопрос Константина.

Харасанов вспомнил, и ему стало горько, как однажды его подопечный “химик” азербайджанец просил отпустить его домой на побывку к старой матери. Он тогда ему ответил что-то вроде “тамбовский волк тебе земляк”, и выгнал из кабинета. “Время разбрасывать камни, и время их собирать” — подумал Харасанов. Только за один этот поступок судьба может тяжко покарать.