Олег Алякринский - Облава

Вдруг раздался щелчок и после краткой паузы отозвался знакомый уже женский голос:

— Алло, вас слушают…

— Это Меркуленко. Алла Петровна на месте? Кто у телефона?

— Николай Николаевич! Эфмь… У нас такое несчастье, — мгновенно и с такой грустью запела дама, что казалось, это несчастье придавило ее совершенно, — вы представить не можете!.. Алла Петровна… эфмь… вышла после обеда на улицу — там все и произошло. Как ужасно!

— Да что произошло? — холодея, спросил Меркуленко.

— Как что? Я разве не сказала? Ее… эфмь… машина сбила! Прямо перед нашим зданием. Такое несчастье, такое несчастье!..

Меркуленко был в шоке. Полчаса прошло, как он услыхал ужасную новость из Москвы, а он все не мог успокоиться. Мысли путались. Но теперь ему стало очевидно по меньшей мере одно — кровавая каша заварилась из-за Варяга. Львов и Аллочка — обоих убили. В тот самый момент, когда его по непонятной, неизвестной причине срочно убрали из Москвы. Его убрали — и их убрали. Кому-то в Москве, на Старой площади, очень не хочется, чтобы «железный Толик» договорился с вором в законе Варягом. Ему вспомнилось трехнедельной давности покушение на Игнатова, когда он, прибыв из Брюсселя в Москву, должен был встречаться с Мартыновым… Тогда Николай Николаевич решил, что это просто очередная криминальная разборка. Разборка внутри воровского сообщества. Но на фоне сегодняшних событий все стало выглядеть совершенно по-иному. Они поперли напролом. Ясно, действуют, как их учили. Теперь у него не было сомнений в том, кто устроил сегодняшнюю подставу. Тялин и его банда. Больше некому.

Меркуленко вздрогнул, услышав резкий телефонный звонок. Кто там еще? Варяг? Алла Петровна? Или сам Мартынов, которому уже положили на стол еще не высохшие цветные фотографии из Франкфурта? С внутренним страхом он сорвал трубку.

Это был Гюнтер. Голос звучал игриво, точно немец догадывался, какое пикантное приключение произошло с Меркуленко в ванной полтора часа назад.

— Машина будет через пятнадцать минут. Водитель отвезет вас в конгресс-центр. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, герр Меркуленко?

26 сентября

16.20

Ему вспомнилось давнишнее, уже почти совсем забытое ощущение бесконечно тоскливого и едва ли не безнадежного ожидания, которое испытываешь в одиночной камере. Когда после нескольких суток, проведенных в сыром гулком полумраке, вдруг ловишь себя на мысли, что потерял счет часам и что организм выпал из биологического ритма четкой смены рассвета и заката и уже непонятно, какой сейчас день недели, — и остается только рассчитывать на то, что наступит момент, и тебя выпустят наконец на божий свет, и снова все придет в норму… И вот ты только и ждешь, когда лязгнет ключ в замке и заспанный вертухай в расстегнутой на бычьей шее гимнастерке лениво бросит: «На выход…»

Об этом вспомнил сейчас Владислав, сидя возле окна на кухне у Сержанта в Крылатском и, в нетерпеливом ожидании звонка от Чижевского, уставившись на кроны деревьев внизу и белые жилые высотки. Пару лет назад Степан Юрьев купил в разных концах Москвы две двухкомнатные квартиры — одну в Ясеневе, другую тут, в Крылатском, — причем обе на разные документы, но ни в одной никогда не жил подолгу, предпочитая появляться и исчезать внезапно. Для объяснений с соседями у него была припасена байка о том, что он, мол, геолог и на время своего частого отсутствия сдает жилье друзьям, которых у него по всей России и бывшему Союзу десятки…

После встречи с секретаршей Меркуленко в китайском ресторане Владислав вернулся в сопровождении охранников обратно в Крылатское и, чтобы хоть чем-то себя занять в одиночестве, включил стоящий на холодильнике телевизор «Томсон». Сколько ему предстояло так просидеть в пустой квартире «геолога» Юрьева, он даже представить не мог.

Так прошло уже часа три, а Варяг снова и снова прокручивал в голове состоявшийся разговор с Аллой Петровной. Когда незнакомая женщина позвонила ему на мобильный и поинтересовалась, не он ли разыскивал сегодня утром Николая Николаевича, Варяг поначалу предположил, что это коварная провокация, и собрался уже отключить аппарат, но женщина была явно чем-то сильно напугана и настойчиво твердила: «Львова убили… Львова убили… Вы понимаете — Львова убили!» Про утреннее происшествие на Ленинском проспекте Варяг уже знал — и ее слова не стали для него неожиданностью. Неожиданным и интригующим было ее отчаяние и смятение. Перебросившись с ней несколькими уклончивыми фразами, он в конце концов убедился, что ее страх не наигранный, и сам предложил ей встретиться. Если эта самая Алла Петровна не подсадная утка, подумал тогда Варяг, то она реально остается для него единственным связующим звеном с Мартыновым.