Александр Тамоников - Чемпион тюремного ринга

Физиономия Бушмина распухла до неузнаваемости. Он чувствовал, что над ним стоят люди, как-то съежился, завыл. Илья легонько треснул его по загривку, чтобы тот сбавил громкость.

– Ткач, ты откуда здесь? – прохрипел Бушмин, поворачивая голову. – Ты же спал, мать твою!

– Не спал, Бушмин. Под моим одеялом лежало еще одно, скрученное, и подушка. Я взял их с кровати Ратушняка. Ему уже не надо. А ты повелся. Излагай, Бушмин: как ты дошел до такой жизни? Вроде нормальный мужик. А ведь и правда, парни. – Он повернул голову. – Нам всем каждый день доставалось море оплеух, а Бушмина вертухаи почти не трогали, только изредка, чтобы совсем уж в глаза не бросалось. На чем тебя купили, Бушмин? Как случилось, что ты стал закладывать товарищей?

– Это не я, – прохрипел стукач. – Я не хотел, меня заставили. Это Немченко или Левицкий. Это не я, хлопцы, богом заклинаю. Не хотел я. – По багровой физиономии потекли желтые слезы.

– Вот дерьмо. – Немченко в сердцах сплюнул. – Ну да, точно он. Хотя я такого не ожидал, вроде свой был в доску. А как ты просек, Илюха, что это он вас с Игорьком слил?

– Да не знал я, – отозвался Ткач. – Тебя подозревал, Немченко, уж извини. Блефовал, делал ставку на то, что у этого жмурика нервы сдадут. Он всерьез отнесется к моим угрозам. Гад, в принципе, не поверил в мою осведомленность, уснул со всеми, потом проснулся, очко заиграло, нервы сдали, в общем, спекся. Очень уж трясся за свою дражайшую жизнь. Может, меня хотел задушить, ходил вокруг да около, но сообразил, что силенок не хватит, решил к вертухаям бежать за защитой. Бедняжка. – Он с презрением посмотрел на предателя. – Две ночи почти не спал, милость к себе зарабатывал.

– Ты сам виноват, Ткач, – вдруг простонал Бушмин. – Из-за тебя Богомол с Литвиненко сдохли. Игорек тоже. На хрена ты согласился бежать с ним? Послал бы к черту, и ничего бы не было.

– Вот же сука позорная! – У тощего Немченко побелели скулы, он в бешенстве сжал кулаки.

– Слушай, Илья, а почему ты его жмуриком назвал? – спросил арестант, заросший косматой бородой, имени которого Ткач не знал.

– Я знаю!.. – Немченко ощерился.

Никто не стал его останавливать. Откуда силы взялись у этого задохлика? Он кипел от негодования, схватил скулящего Бушмина за шиворот, подволок к очку и засунул голову внутрь. Вода там появлялась крайне редко, фекалии подступали к самому краю.

Физиономия предателя погрузилась в зловонную гущу. Он начал дергаться, Немченко брезгливо отдернул руку, наступил ногой ему на загривок, начал вдавливать внутрь. Бушмин завибрировал, всплеснул руками, дернулся еще пару раз и затих.

Убийству никто не препятствовал. Люди мрачно смотрели на искривленное тело негодяя, голова которого утонула в нечистотах.

Немченко затрясся, попятился. До парня дошло, что он содеял. Его стошнило на ноги убитого. Он схватился за горло, чтобы унять спазм.

В голове у Ильи что-то щелкнуло. Избавиться от тела невозможно. Но не оставлять же его в таком виде.

– Быстро, мужики, помогите. – Ткач первым схватил мертвеца за шкирку, стал вытаскивать из выгребной ямы. – Надо посадить его в угол, чтобы не маячил тут на виду. Глядишь, оно и сойдет на какое-то время.

Через пару минут мертвое тело было затащено в дальний угол и прислонено к стенке. Руки покойника обхватили наклонившуюся голову. Лица, измазанного в дерьме, видно не было. В этой позе Бушмин не производил впечатления мертвого. Он выглядел как живой, но очень уставший, присевший ненадолго передохнуть.

– Человек в печали, – с усмешкой прокомментировал Немченко. – Фу, ну и воняет этот меланхолик.

– Все, мужики, по койкам! – заторопил Илья товарищей по несчастью. – Натворили мы дел, мама не горюй.

По величайшей божьей милости труп в углу сортира вертухаи обнаружили не сразу, лишь после того, как заключенные на грузовиках покинули лагерь. Рано утром надзиратели в сортир не входили. Это никак не сочеталось с их тонкой душевной организацией.

У заключенных по утрам мало времени на то, чтобы справить нужду. Они ходят толпой в одно очко. Никто не будет спрашивать у мужика, чего он тут расселся, не плохо ли ему. Всем не очень-то хорошо. А чуть замешкаешься, получишь прикладом или дубинкой.

Одни замечали покойника, другие нет. Энтузиастов, готовых рассказать об этом надзирателям, не нашлось.

Лишь через сорок минут после того, как барак опустел, Дыркин заглянул в отхожее место. Он поперхнулся от изумления, хлебнул воздуха со специфическим запашком, зажал нос, вышел и позвал подельников.