Александр Тамоников - Неистовый узник

Потянулся к рации, висящей на поясе, и в этот момент снайпер в кустах произвел еще один выстрел. Часового отбросило на задний бортик, он сполз по стенке, поник головой…

Третья вышка располагалась на другом конце лагеря. Часовой на ней засек что-то странное в кустах за оградой. Кусты тряслись, а потом все стало тихо. Он навел прожектор на этот участок, но не увидел ничего подозрительного. Впрочем, нет, там что-то было! Прежде чем достать рацию, он подался вперед, начал всматриваться и увидел ноги зарезанного сослуживца, торчащие из кустов. Перегнулся через ограждение – словно этим мог приблизить себя к объекту, и тут пуля сбила его, как болтающуюся мишень в тире. Часовой захлебнулся кровью, перевалился через ограждение и с красивым переворотом ушел в кусты…

Дисциплина в лагере прихрамывала. Автоматчики покидали караулку с недовольными матерками, заправлялись, кто-то закуривал на ходу, надеясь высмолить сигарету до построения. Что за блажь взбрела начальству в голову? С этой службой и так поспать не удается! Наконец все вышли. Часовой на крыльце караулки остался в одиночестве. Глядя, как товарищи скрываются за углом, он подтянул автомат, висевший на плече, прислонился спиной к перилам, широко зевнул. Пуля нашла свою цель – он так и упал с открытым ртом, не успев выдохнуть.

Весь оставшийся караул, включая дневальных с ворот, выстраивался перед зданием администрации. Площадку идеально освещал прожектор с дальней вышки. Солдаты недоуменно осматривались – где же офицеры, черт их побери?! Кто-то удивленно косился на незнакомого часового на крыльце – тот демонстративно зевал и делал вид, будто ничего не происходит. К нему подбежал лейтенант – начальник караула, спросил, в чем дело, где его боец. Часовой, лицо которого пряталось в сумраке (но в нем легко угадывался Латышевич), равнодушно пожал плечами, буркнул, что СБУ проводит инспекцию и офицеру лучше встать в строй к своим подчиненным. Тот раздраженно передернул плечами, подбежал к бойцам и гаркнул:

– Караул, равняйсь! Смирно!

– Слышь, лейтенант, – встревоженно сказал кто-то из бойцов, – тут что-то не то.

– Неужели? – передразнил его офицер. – И в чем же это выражается?

– Да странно как-то. И на вышках никого нет… Балдохи горят, а пацанов не видно…

А дальше начался ад. Два ручных пулемета ударили одновременно с разных точек! Мгновенное замешательство все и решило. Шеренги распались, людей косило пулями. Все, как один, включая «начкара», явились на «смотр» без бронежилетов! Уцелевшие заорали от страха, заметались. Кто-то выстрелил, но неудачно, и тут же нашел свою смерть. Рухнул «начкар» с перебитыми ногами и пулей в голове. Напор огня был страшен, свободного пространства от пуль практически не оставалось. Люди валились пачками. Несколько человек, стоявших с краю, пустились наутек, надеясь вырваться из освещенной зоны. Возможно, им это удалось бы, но часовой, стоящий на крыльце, уже не был индифферентно настроен – он скинул с плеча штурмовую винтовку и тоже открыл огонь. Бегущих разбросало. Посреди площадки творилось нечто невообразимое – в гору тел падали новые. Осталось трое или четверо, они кричали, умоляли пощадить, но свинец кромсал их. Вскоре затих самый последний.

Латышевич свалился с крыльца, припал к столбику – его рвало. В воздухе зависла удушливая пороховая гарь. Два десятка тел валялись в разных позах. Вот дернулся умирающий боец, что-то хрипло прошептал и замер.

– Аллес капут называется… – дрожащим голосом пробормотал Беженцев.

Двое автоматчиков с вытаращенными глазами уже бежали с противоположного конца лагеря. Они свернули с центральной аллеи – и угодили под огонь поджидавшего их Фещенко. Спецназовец расстреливал их невозмутимо, с достоинством. Две короткие очереди, и охранник, бегущий первым, переломился, распластался посреди газона. Второй споткнулся об него, прошелся колесом, а когда поднялся, чтобы броситься в кусты, Фещенко произвел еще одну короткую очередь – весьма эффективную.

Из персонала лагеря «Олимпик» не осталось никого – только мертвые и заточенные в подвале. Они прекрасно слышали пальбу и орали у себя в подземелье как ненормальные. Похоже, мысль о гранате, которой их пугали, становилась неактуальной – в железную дверь сыпались удары. Надрывались лаем собаки в запертой псарне. Связанного майора Мамута вытащили во двор, он мычал, пытаясь выплюнуть кляп. Ночка выдалась тяжеловатой, и для него в том числе. Его оттащили за ноги к двум десяткам мертвецов, швырнули рядом. Илья выдернул кляп, и изо рта задыхающегося майора полезла пена.