Андрей Воронин - Ищи врагов среди друзей

– Может быть, – задумчиво ответил Свиридов. – Надо посмотреть.

Он шагнул мимо Шапкина к ящикам и, не тратя времени на разговоры, с треском отодрал гнилую крышку. Посыпалась труха, глухо лязгнул отлетевший в сторону ржавый запор, и в глаза им ударил нестерпимо яркий блеск отполированного желтого металла.

Свиридов длинно и замысловато выругался, все еще держа в руке обломок трухлявой доски.

– Золото, – сказал он. – Это золото, Колян!

– Золото? – тупо переспросил Шапкин. – Какое золото?

– Откуда я знаю какое? Золотое!

Отшвырнув в сторону гнилую деревяшку, Свиридов наклонился и с некоторым усилием поднял тяжелый слиток. Слиток был большой, таких сейчас не делают, и на его верхней грани красовался все тот же двуглавый орел.

– Царское золото, – сказал Свиридов, показывая орла Шапкину. – Тяжеленный, сволочь, не меньше пуда. Представляешь, какие это деньги?

– Деньги? – опять переспросил Шапкин. Казалось, он был в шоке и ничего не понимал, ослепленный тяжелым блеском металла.

– Ну конечно деньги, что же еще! Да ты что, Колян, совсем обалдел от счастья? По закону нам с тобой полагается двадцать пять процентов. Ты только подумай: двадцать пять процентов от всей этой кучи!

Ровно четверть.

– Четверть?

– Ну да, четверть. Это как раз ящик. Погоди-ка…

В этом слитке примерно пуд, слитков в ящике.., раз, два, три.., шесть штук. По сорок восемь кило золота на нос. Каково, а?

Шапкин наморщил лоб.

– Шесть пудов в ящике, – пробормотал он. – Четыре ящика по шесть пудов… Двадцать четыре пуда… Триста восемьдесят четыре килограмма…

Свиридов аккуратно положил слиток на место и энергично отряхнул руки.

– Вот так, – сказал он. – Теперь мы с тобой – два простых советских миллионера. Всего-то и надо было заблудиться в тайге. Можем открыть собственное дело, а можем просто послать все к чертям и уехать в теплые края, где нет ни рэкета, ни перестройки.

– Сорок восемь килограммов, – медленно повторил Шапкин. – По-моему, сто девяносто два звучит лучше.

– Не спорю, – согласился Свиридов. Он вынул из-за пазухи полиэтиленовый пакет, развернул его, вынул сигареты и спички и закурил.. – Только мы с тобой живем не в Америке, и наше родное государство очень жестко реагирует на попытки обвести его вокруг пальца. Почти полцентнера золота на брата – это очень много, поверь. Даже по тем ценам, которые назначает государство.

– А что – цены? – спросил Шапкин.

– Поговаривают, будто в скупке дают не больше трети настоящей цены, – проинформировал приятеля Свиридов.

Он присел над открытым ящиком и провел ладонью по гладкой поверхности слитка. Шапкин вздрогнул, как будто это движение причинило ему боль. Глаза у него были расширены, в них появилось странное отсутствующее выражение, но погруженный в радужные мечты Свиридов этого не замечал.

– Плевать, – говорил он, – пусть подавятся. Даже того, что нам дадут эти разбойники, хватит на всю оставшуюся жизнь. И на хорошую, мать ее, жизнь!

– Погоди, – каким-то не своим голосом перебил его Шапкин. – А может…

– Да нет, Коля, не может, – не оборачиваясь, ответил Свиридов. – Да черт с ними, с этими кровососами! Что тебе, мало?

– Мало, – признался Шапкин.

– Ну, тут уж ничего не поделаешь, – легкомысленно сказал Свиридов, продолжая зачарованно водить пальцами по отполированному металлу.

Главное теперь – добраться до людей. Мы с тобой, Колян, теперь не имеем права подыхать.

Шапкин не отвечал, и Свиридов, почуяв наконец что-то недоброе, обернулся.

Первым, что он увидел, были сдвоенные стволы его собственного охотничьего ружья, смотревшие ему прямо в переносицу. Рука у Шапкина не дрожала, и стволы ни разу не шевельнулись, словно зажатые в тиски.

– Ты чего, Колян? – спросил Свиридов, словно обстановка нуждалась в комментарии.

– Извини, Толян, – ответил Шапкин. – Такой расклад меня не устраивает. Сам подумай, что это такое: одна треть от одной четвертой? Пшик, пустое место… Такой случай бывает только раз в жизни.

Мне нужно все, Толян.

– Вот псих, – растерянно произнес Свиридов, борясь с ощущением нереальности происходящего. Все это напоминало сцену из бездарного любительского спектакля: заброшенное зимовье, ящики с золотом, ржавый маузер и безумно вытаращенные, как у плохого драматического актера, глаза Шапкина…

– Убери ружье, блаженный, оно же заряжено!

Да черт с тобой, забирай свою половину и вали на все четыре стороны! Я про тебя никому не скажу, разбирайся сам, как сумеешь…