Андрей Воронин - Мертвая хватка

И потом, чего тут, в натуре, ухмыляться? Хороший дом, приличные друзья и светские манеры – это хорошо или плохо? То-то, хорошо! Если человек старается всего этого добиться, в том числе и манер, так это он, выходит, стремится изменить себя в лучшую сторону. Ну, ты, умник, ответь, это хорошо или плохо? Так чего ты тогда ухмыляешься, морда?

Работать иди, работать, чтобы и у тебя такой дом был! А ухмыляться вечером будешь, перед телевизором, родного президента слушаючи.

Из грязи в князи, говоришь? Ну, с этим не поспоришь.

Только ты сам рассуди, братан: все мы, если разобраться, произошли от самой первой амебы, а она, гнида скользкая, откуда взялась? Из грязи, брателло, из грязи! Так что происхождение у нас у всех одинаковое, от бомжа туберкулезного до королевы английской. Оно, конечно, королеве подфартило от правильных родителей на свет появиться, а бомжу – нет.

Но, с другой стороны, если бы королева стала запоем одеколон жрать или, скажем, пиво пополам с дихлофосом, ее бы тоже ненадолго хватило. Загнулась бы от цирроза, как и бомж. А если бы бомж бутылки сдал и вместо бормотухи купил бы себе шмотки приличные, паспорт с пропиской да на работу бы устроился, он бы тоже мог человеком стать. Не королем, ясное дело, и, уж конечно, не королевой, но вполне приличным лохом на твердом окладе. А потом, глядишь, бизнесом бы занялся – сначала мелким, потом покрупнее…

И пошло, и поехало! Оглянуться не успеешь, как он уже олигарх, и министры с депутатами ему с другой стороны улицы кланяются, а президент руку жмет и здоровьем интересуется. Плохо это? Тут все дело в том, чего человек хочет, к чему стремится, а не в том, из какой такой подворотни он на карачках выполз…

С головой погрузившись в эти размышления, Виктор Майков не заметил, как сзади к нему подошел Хобот. Носатый боец сегодня был одет, как подобает охраннику, несущему службу в приличном доме: в черный костюм и белую рубашку с галстуком. Слева под пиджаком у него выпирала кобура, в которой лежал обыкновенный газовый пугач, сработанный под «кольт» сорок пятого калибра. Папа Май был стреляный воробей и не позволял своей охране расхаживать по дому и двору с огнестрельным оружием. За забором – сколько угодно, а здесь, внутри, ни-ни. Не дай бог, менты нагрянут с какой-нибудь проверкой, а тут, блин, целый ходячий арсенал! Без своей проверенной «тэтэшки» Хобот чувствовал себя как-то неловко, словно был не вполне одет, но спорить с Майковым было бесполезно, особенно в тех случаях, когда он был прав.

– Папа, – позвал Хобот, но тут же спохватился и поправился:

– Виктор Андреевич!

Майков не спеша обернулся. Вислоносая физиономия Хобота выражала почтение, которого он на самом деле не испытывал.

– Ну? – спросил Майков. Со своими охранниками он позволял себе разговаривать на привычном и ему и им языке, тем более что они знали его как облупленного и корчить перед ними принца крови было бесполезно.

– Очкарик говорит, что все готово, – сказал Хобот. – Можно пускать воду.

– Ну?! Нормально. Родил, значит, наконец.

Майков оглянулся на крыльцо. На крыльце уже возвышался Простатит с серебряным подносом в руках. На подносе поблескивала золотистой фольгой бутылка хорошего шампанского, яркое весеннее солнышко играло в литровой емкости с виски, превращая ее содержимое в кусок отшлифованного янтаря. Виктор Андреевич бросил окурок на цементные плиты дорожки и растер его подошвой – холуи потом приберут.

– Ну так чего он тянет? – недовольно поинтересовался Майков. – Раз можно, значит, надо пускать!

Хобот повернулся лицом к гаражу, сложил руки рупором и заорал так, что у Майкова зазвенело в ушах:

– Э!!! Махмуд, поджигай!

Потом он снова повернулся к Майкову и сказал нормальным голосом:

– Сейчас, Виктор Андреич.

Майков прочистил мизинцем заложенное ухо, протянул руку, вынул из нагрудного кармана Хоботова пиджака увесистый брусок рации и, похлопывая себя этим бруском по раскрытой ладони, сказал:

– Был такой анекдот. Идет по рельсам поезд, а рельсы размыло. На рельсах стоит прапорщик, машет руками и орет машинисту: «Стой! Стой!» К нему подходит какой-то пацан и говорит: «Дяденька, чего вы орете, у вас же мегафон в руке!» Прапор берет этот мегафон – Майков поднес ко рту руку с воображаемым мегафоном, – и говорит пацану прямо в этот мегафон: «Мальчик, пошел в жопу!» А потом бросает мегафон и опять начинает махать руками и орать:

«Стой! Стой!»

Хобот сделал постное лицо.

– Виноват, – сказал он, – совсем забыл про эту хреновину.