Андрей Воронин - Убрать слепого

Это был очень широкий взгляд на вещи, но Слепой этого уже не замечал.

Он встретил генерала на улице во время утренней пробежки: Алавердян поддерживал себя в форме по старинке, пренебрегая тренажерными залами. Слепой застрелил его с двух шагов из громоздкого майорского «магнума» с глушителем. Свидетелей поблизости не оказалось – генерал был ранней пташкой, и улицы в этот час были еще темны и пустынны.

Слепой спокойно сел в свой БМВ и уехал. БМВ он бросил в лесу за городом, на двадцать третьем километре Можайского шоссе – продолжать ездить на этой машине становилось опасно.

Иногда к нему возвращались сомнения по поводу целесообразности этого убийства, но они проходили по самой поверхности сознания, не затрагивая глубинных слоев, точно так же, как и воспоминания о застреленной им любовнице Строева: в обоих случаях он действовал, полагаясь на интуицию, а интуиция его до сих пор не подводила. Порой его посещала страшноватая в своей заманчивости мысль: почему бы, если уж ты воюешь со всем миром, не начать убивать всех подряд, без разбора? Он гнал эту мысль прочь: войну выигрывает не тот, кто с тупым упорством перемалывает бесчисленные орды противника и, выбившись из сил, гибнет под фланговыми ударами, а тот, кто умелыми действиями перерезает коммуникации, продуманно лишает противника руководства и оставляет лишенного мозга колосса корчиться в агонии. Побеждает тот, кто остался в живых, а не тот, кто геройски погиб, бросившись на танк с перочинным ножом.

Время от времени его сотовый телефон принимался звонить. Слепой не отвечал на звонки: сотовая связь – штука тонкая, и работающий аппарат легко засечь. Кроме того, он не чувствовал себя готовым к новому разговору с генералом Потапчуком. В последний раз они общались" после смерти Строева. Потапчук так и не назвал Слепому имена оставшихся в живых генералов, причастных к этому делу. Он был суховат и, как показалось Глебу, печален. Эта печаль вызвала у Слепого короткую кривую усмешку: генерал теперь казался маленьким и далеким, он остался позади, в то время как Слепой уже очень далеко ушел вперед по скользкой тропе войны. Это была часть прошлого, а прошлое подлежало консервации и сдаче на хранение.

Он обвел пристальным взглядом сложенные из криво состыкованных бетонных блоков стены своей норы и в который раз подумал о том, что отсюда пора выбираться. Его отнюдь не прельщала роль Дикаря с Кольцевой линии: он любил действовать, стремительно передвигаясь по поверхности земли и молниеносно принимая решения, а не бродить по сырым подземным коридорам, в которых воняло просочившимися сточными водами, распугивая громадных наглых крыс. Но на поверхности он мгновенно превратился бы в медлительную, неповоротливую дичь: у него не было ни машины, ни денег, ни укрытия, ни информации.

Надо попасть в мансарду, понял он. Как убежище ее теперь не используешь: если генерал Потапчук вступил в игру – а в том, что генерал поступит именно так, Слепой почти не сомневался, – мансарда теперь наверняка превратилась в ловушку, готовую захлопнуться, стоит ему ступить на порог. Но там было оружие, деньги и, самое главное, компьютер, с помощью которого Слепой рассчитывал проникнуть в банк данных ФСБ и выудить оттуда кое-что полезное для себя. Это была сложная задача, но при умелом подходе и обладании некоторыми первоначальными знаниями вполне разрешимая.

Оставалось решить, каким образом проникнуть в мансарду. Слепой не мог поручиться за то, что его попросту не подстрелит засевший где-нибудь на крыше снайпер, едва он войдет во двор. Следовало непременно что-нибудь изобрести, вот только непонятно было, что именно.

Слепой вдруг резко сел на нарах – его осенило.

Он быстро прикинул: да, Арбат совсем недалеко отсюда, дом старый… Да, черт возьми, это могло сработать! Он сел к столу, придвинул к себе лист бумаги и огрызком карандаша принялся набрасывать план арбатских переулков, крестиком обозначив на нем дом, под крышей которого располагалась его мастерская.

Бородатый парень лет двадцати трех поправил на голове оранжевую строительную каску с укрепленным на лбу фонариком из тех, какими пользуются шахтеры и спелеологи, забрал у стоявшего позади Глеба мощный фонарь на аккумуляторах и посветил им вверх. В потолке коридора отчетливо выделялся круг ржавого металла – крышка люка, к которой вели вбитые в крошащийся от старости и влаги кирпич стены расшатанные стальные скобы.

Под ногами плескалась доходившая до середины голеней вода, издававшая такой запах, что у Слепого по временам начинала кружиться голова. Диггер, принюхавшийся, как видно, за годы вылазок в канализацию, а может быть, и вовсе нечувствительный к запахам, вел себя, как ни в чем не бывало, словно жуткая вонь экскрементов и разлагающейся органики совершенно не достигала его ноздрей.