Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

Дверь с шумом распахнулась, вошел Шурик, один.

— Любовь? — спросил он ревниво. — Так… Значит, я буду вас убивать… С-суки! Нелюдь, б…, позорники!

Если бы у Шурика было принято намного меньше литра, Серега испугался бы, но Шурик был уже тяжел и неуклюж. Мощный кулак его пошел вперед так сильно, что утянул Шурика за собой. Серега отскочил, кулак въехал в стену, да еще по гвоздю, а сам Шурик так впаялся в стену лбом, что затряслись бревна.

— Б…! — взревел он и сунулся вперед, завизжала Люська, но зря — Шурик налетел на угол стола низом живота и, хрипло взревев, скорчился в три погибели.

— К-ка-ра-тэ… Уй! Уй-и! С-суки… — Из разорванного о гвоздь кулака хлестала кровь, забрызгивая пол.

«А ведь он вену пропорол! — испугался Серега. — Жгут надо или что там! А то еще сдохнет ведь!»

Но тут в окно засветили вспышки, подъехал «газик», видать, какая-то бабка стукнула. Калитка хлопнула, за окном, выходившим во двор, мелькнули несколько теней, в сенях затрясся пол, и в комнату с шумом ввалились три милиционера и два клубных «берета» с красными повязками дружинников. Слава Богу, среди них был и участковый.

— Сергей Николаевич, — покачал головой участковый, — что же вы так! Шумите, пьете… Шпану вот к себе привели…

— Ну что, командир, — деловито спросил один из «беретов», поигрывая черной резиновой дубинкой, — будем всех брать?

— Не спеши! — прервал его участковый. — И палочку дай сюда, она тебе не положена… прошу сначала вон того гражданина, который, извиняюсь, за перед держится. Что-то я его раньше не видел.

— Его перевязать надо, — заметил Серега. — Он тут просто приемы показывал, да по гвоздю попал…

— Это он нам сам расскажет. Значит, учитывая, что у вас раньше все культурно было, гражданин Панаев, пока вас только предупреждаю. У вас, гражданка Лапина, залет не первый, будем оформлять вас на полста рублей.

— Да ты что, начальник? — встрепенулась Люська. — Я-то при чем? Я тихая! Все скажут. Верно, Сережа?

— Иван Палыч, — подтвердил Серега, — она и правда особо не шумела…

— Я лучше знаю, кому и что, — отрезал участковый, — там еще во дворике Гоша отдыхает… Три дня держался! Я уж думал, спишут с меня одного алкаша. Так. Как ваша фамилия? — обратился он к Шурику.

— Нефедов, — пробормотал тот, зажимая руку. Похоже, драться он не собирался. Один из сержантов, пришедших с участковым, кое-как помог ему перевязать руку.

— Документы есть? — Милиционеры деловито охлопали парня. «Пушки» не было.

— Есть…

Левой рукой Шурик полез в карман куртки и вынул оттуда паспорт, военный билет офицера запаса, водительские права и… орденскую книжку. Потом еще и бумажник, где лежало много зеленых, лиловых и красных купюр.

— Богатый, — вздохнул участковый. — Э, «береты», сюда идите. Вы — понятые.

Участковый стал записывать на казенную бумагу все, что он изъял у Шурика. В бумажнике лежало еще несколько документов. Оказалось, что Шурик — старший лейтенант запаса ВДВ, участник строительства БАМа, интернационалист-афганец и еще, ко всему прочему, — участник ликвидации последствий Чернобыля. По орденской книжке за ним числилось два ордена Красной Звезды и отдельными книжечками были зафиксированы несколько медалей.

— Не много ли на одного? — спросил участковый. — Что-то у вас, гражданин Нефедов Александр Николаевич, многовато ксив. Проверять придется! Сами пойдете? Помощи не надо?

— Не надо… — буркнул Шурик. — Рука разбита, и башка гудит, а то бы…

— Лишнего-то не говори, — сказал Иван Палыч, — а то скажешь лишку, а потом скучно станет, как протрезвеешь… Идем!

Шурик, ссутулившись еще больше, пошел за участковым, сержанты держали его за локти — для страховки. На дворе еще задержались, прибрали Гошу. «Газик» расфыркался, закрутил лиловый огонек и покатил куда-то….

— Вот дурачье-то! — всхлипнула Люска. — Этот Палыч, гад такой, всегда без очереди лезет! Хрен я ему теперь отпущу! На полета! Ну не гад ли, а? И этот тоже хорошенький… Шурик! На подвиги потянуло…

— Хорошо еще, что к КВНу не придрались… — заметил Серега. — Даже бутыль оставили.

— Как раз еще по стакану? — шмыгнула носом Люська. — Долбанем?

— Чего делать-то?

КВН пошел туго, но Серега сдержался. У Люськи, как ни странно, оказалось совсем гладко. Она только еще больше забагровела, подвинулась ближе и, хихикнув, спросила:

— Ты чего, верно, по Гальке скучаешь? Или Гоша треплется?

— Жалко ее… Она ведь баба хорошая, только злая, когда перепьет.