Андрей Таманцев - Молчание золота

Боцман и Муха переглянулись в жуткой, окоченелой тишине.

— А как вы намерены поступить с нами, добрый дяденька Арбен? — подал голос Муха.

Густери ухмыльнулся:

— Я буду думать. По-хорошему, так вас следовало бы замочить не глядя, но уж слишком жалко, — он жутко усмехнулся, — портить такой ценный и в высшей степени боеспособный материал. Хотя и оставлять вас в живых слишком опасно. Нет, я поступлю по-другому.

Арбен покачал головой, а потом снова усмехнулся и произнес:

— Я поступлю куда проще. За ближайшие несколько дней многое может измениться, и поэтому я выберу для вас нечто промежуточное между смертью, которая давно по вас скулит в три ручья, и жизнью, для которой вы, ребята, не годитесь. Вот так.

— Это как, простите? — пробасил Боцман.

— Некое пограничное состояние. Недавно я прочитал биографию Томаса Торквемады, Великого инквизитора веры в средневековой Испании. Самого последовательного и жестокого борца за чистоту католической веры. Кстати, сам он был мараном, то есть евреем-выкрестом. Но это так, лирическое отступление. Мне понравились его психологические этюды — не произведения, конечно, а эксперименты с людьми, которым он хотел внушить определенную идею.

— Понятно, — перебил его Муха. — Торквемада был еще тот шутник, я помню. То есть вы хотите замуровать нас заживо, правильно?

— Только на три дня. Максимум четыре. А дальше, — Арбен передернул атлетическими плечами и усмехнулся, — все будет зависеть от вас самих. Конечно, шансов на то, что вы умрете, у вас процентов девяносто пять. Но и пристрелить вас, как бешеных псов, я пока не могу. Зачем мне это делать, если у меня к вам столько вопросов. К тому же на свободе ваши… гм… коллеги. Эмир!!

Человек в расшитом золотыми узорами плаще пошевелился.

— Да, Арбен.

— Ты подготовил то, что я велел?

— Несут.

— То есть как это — несут? Несешь, как я вижу, только ты, причем редкую околесицу. Я тут распинался полчаса, и за это время не могли донести? Где?..

Подошедший Керим молча протянул что-то Арбену. Этим «что-то» оказались два одноразовых шприца и стеклянная ампула без малейших признаков какой-либо поясняющей надписи на корпусе. Муха бросил быстрый взгляд на Боцмана и пробормотал:

— Так… На нас еще и опыты ставить будут… познавательные.

Он глянул себе за спину, где стояли двое в камуфляже, а потом снова повернулся к Арбену Густери, улыбавшемуся почти ласково и шевелящему своими преображенными, «новыми» пальцами. Муха поднял глаза на Картье, стоявшего за спиной Густери, и проговорил:

— Значит, вы, месье, в деле с Арбеном Гусеницей? Теперь понятно. Ну еще бы — такой осведомитель! Работник западноевропейской спецслужбы, своя рука, не шутка, верно?.. Не удивлюсь, господин Густери, если месье Картье и окажется этим вашим пресловутым Мантикорой, о котором говорят столько всего занимательного. А вы что думаете по этому вопросу, месье Картье?

Картье пожал плечами:

— Ну что я могу вам ответить на это? Наверно, только то, что Мантикора — определенно француз.

— Я отчетего-то того же мнения… — пробормотал Муха. — Я думаю, он того же подданства, что и… покойная Энн Ковердейл. Впрочем, это уже неважно.

Сказал и уставился себе под ноги, где была расстелена ковровая дорожка. Она подходила к самому креслу на котором сидел Арбен Густери, второй ее конец шел к дверям, возле которых на той же дорожке стояли двое парней с автоматами — охрана. Боцман проследил за взглядом Мухи, глядящего себе под ноги, медленно повернулся и посмотрел себе за спину. Наверно, вид у него при этом был неважный, поскольку по губам Эмира проскользнула пренебрежительная усмешка. Боцман глянул на Муху, который стоял все в той же позе и смотрел, смотрел себе под ноги, словно гипнотизировал собственные ботинки. Мысль, простая и незамысловатая в своей очевидности, пришла в голову Боцмана и захватила его. Ну, конечно же!.. Все так просто, и этот взгляд Мухи, буравящий пол… Только один шаг в сторону, чтобы сойти с ковровой дорожки, и…

Локоть Мухи вдруг влепился ему в бок, между ребер, но Боцман не почувствовал боли. Он отпрянул в сторону, сходя с ковровой дорожки, и, нагнувшись, вцепился в ее край.

— Тяни!.. — прохрипел Муха,

Рывок!.. Дорожка дернулась, выворачиваясь из-под ног охранников, стоящих у дверей. Муха и Боцман дернул и так резко, слаженно, синхронно, что оба азиата не устояли на ногах, потеряли равновесие. Замешательство было коротким, очень коротким, быть может, только пару секунд, но этого времени хватило Боцману и Мухе на то, чтобы достичь дверей. Муха подскочил к растянувшемуся охраннику и с силой рубанул его ребром ладони прямо под подбородок. Удар страшный, если нанести его правильно, и порой смертельный…. Второй охранник успел вскинуть автомат, но подоспевший Боцман исхитрился отклонить ствол… Прострекотала очередь, и пули ушли в стену. Боцман распахнул дверь и выскочил вон из гостиной. Муха бочком ввинтился в дверной проем и с треском захлопнул дверь прямо перед носом Арбена Густери, вырвавшего свое тело из кресла и бросившего его вслед беглецам… Когда надо было действовать оперативно, Гусеница умел быть стремительным. Но только теперь, кажется, он наткнулся на людей быстрее себя…