Анатолий Гончар - Привал с выдернутой чекой

Говоривший не сказал «наш», он сказал «в этот», означает ли это, что он из какого-то иного – третьего мира, или же он обитает сразу в нескольких?

– Более того, возвращаясь, вы должны быть экипированы точно так же, как и при провале. Вплоть до последнего патрона.

– Как это возможно, если мы их расстреляли? – Мне, в отличие от незнакомца, была понятна вся невозможность соответствовать выдвинутым требованиям.

– О, это не проблема! – И вновь, как мне почудилось, незнакомец усмехнулся. – На здешних складах подобного добра навалом, для бездушных предметов не принципиально, что они сделаны здесь. Главное, чтобы ничем не отличались от произведенных там. На здешних складах вы найдете патроны тех же серий, что и ваши. Запомните основное правило: вы не должны иметь с собой ничего лишнего. Ничего отсюда. Никакого сувенира на память. Иначе ворота не раскроются, и вы погибнете, – уверил незнакомец. – Я еще приду к вам. Удачи! – пожелал он и исчез, будто растворился.

А я вдруг понял, что не сплю, лежу и таращусь в раскинувшееся надо мной бездонное голубое небо.

– Так как вы считаете, что это было – сон или явь? – спросил я своих собеседников. – В свете всех случившихся с нами необъяснимых странностей сказанное во сне не кажется мне такой уж несусветной фантастической глупостью. А вам?

Вертолетчики, пребывая в глубокой задумчивости, молчали. Штурман курил, командир пялился в горизонт, Кузьма Иванович обиженно сопел носом.

– Мужики, что молчим? – не выдержал я.

– А что говорить? – Кисляков отбросил в сторону вспыхнувший искрами окурок. – Визитер твой как-то не слишком на глюк похож.

– Мы и без него здесь себя иномирянами почувствовали: пить – табу, курить нежелательно, ругнуться по-настоящему и то не разрешается. Разрешается точнее, то есть ругайся, если невмоготу, никто, может, особо и не попрекнет, но так иногда посмотрят, что сам ругаться не захочешь. Вежливые все такие, упредительные. Да ладно бы хотя бы водку пили, а так ни рыба ни мясо.

– И как мы это все сразу не заметили? – сокрушенно покачал головой Кузьма Иванович. – Или заметили, но признаться боялись?

– Заметили, – нехотя согласился я. – Еще как заметили, и несостыковки заметили и несовпадения, внимание-то мы на них обратили, но сразу перевели в другую плоскость. Точнее, это я и перевел, – приняв основной удар на себя, я все же решил не оставаться в одиночестве, поэтому продолжил, а все остальные согласились. – А почему? Да потому, что человеческая психика такова, что в безвыходной ситуации преобразовывает или, точнее, подтасовывает факты в сторону наименьшего сопротивления. Так что, думаю, сон не совсем сном был и ноги нам делать надо из этого мира. Сейчас карты меняются, потом и мы меняться начнем.

– А я уже курить почти бросил, – соглашаясь с моими выводами, сообщил борттехник. Все-таки лучше принять иномирье, чем собственное сумасшествие.

– Вот и я говорю, – пользуясь неожиданной поддержкой, пошел я в наступление, – торопиться надо. Действительно, все меняется, и мы меняемся. Как бы поздно не стало, тогда зависнем мы тут. – Я поднял вверх указательный палец. – Не знаю, как вы, а я себе такой как есть нравлюсь и персональную свою личность терять не хочу. Нечего нам тут делать. Говорю, ноги делать надо.

– Вот и я так считаю, – снова поддержал меня Кисляков. – Вот если бы тут хотя бы водку, как у нас, пили…

– Не это главное! – остановил замечтавшегося о водке штурмана командир экипажа. – Вы самое главное упускаете: и жены, и дети, и все родственники, что находятся здесь, – не наши! Понимаете, не на-ши, – произнес он по слогам. – Может быть, они точно такие же, и даже лучше, но не наши. Понимаете?

Соображал я быстро и без промедления кивнул. Спину обдало холодом. Что, если мы действительно тут застрянем и я никогда не увижу своих любимых?

– Мать твоя еж… – выдохнул за моей спиной борттехник. – Это ж с кем я вчера по телефону разговаривал? Я ей такого наговорил… еж твою медь. То-то она так странно реагировала. Вот мужик прилетит, вот порадуется… – Кузьма Иванович умолк, погрузившись в полную задумчивость. Что он вчера наговорил жене своего двойника, оставалось только догадываться.

– А вот я, раз такое дело, может быть, и тут останусь, – внезапно поменял свое мнение штурман. – Нет, я точно тут соглашусь остаться! Детей у меня там нет, а жена – сволочь.

– Так ты одну сволочь на другую променять хочешь? – съехидничал командир, но штурман тут же поспешил возразить.