Леонид Влодавец - Фартовое дело

— Глянем… — зевнул Юрка. Они с Дуськой подошли к столу, где лежал альбом № 3. Они пролистали все же альбомы № 1 и 2, которые на Юрку не произвели особого впечатления. Он только сказал сердито:

— Из белогвардейки фашистка выросла…

Третий альбом он тоже начал смотреть без интереса. Во всяком случае, первые две фотографии… Третья сработала. Юрка впился в нее глазами.

— Ну и задница! — сказал он, хихикнув, дернув Дуську за рукав.

— Бесстыжая она, верно? — горячо дыша Юрке в ухо, прошептала Дуська.

— Куда там! — сказал Юрка, чувствуя, как его охватывает приятное возбуждение. Дуська сидела рядом с ним, и ее крепкое бедро грело его ногу сквозь толстую ткань летного комбинезона. Юрке совершенно непроизвольно захотелось прижаться к ней потеснее, но он боялся это сделать… Фотография голого Хайнца ему показалась неинтересной. Голых мужиков он и в бане видал. Но зато следующее фото его поразило под корень.

— Дусь, — хихикнул он, — это они чего… По правде?

— Не знаю… За ноги не держала… — сказала Дуська, тяжело дыша, и как бы невзначай обняла Юрку за плечи здоровой рукой. Ей не терпелось увидеть, что же там дальше… Но следующая фотография их разочаровала. Там была изображена яхта под парусом, а на ней одетые в купальные костюмы Хайнц и Ханнелора. Подписано было так: «Ostsee. Kurisches Nehrung. 24. Juni 1934». Потом была еще одна карточка с яхтой, где Хайнц и Ханнелора были одеты в костюмы пиратов и потрясали бутафорскими ножами и саблями.

— Большие, а дурью маются! — усмехнулся Юрка, оглянувшись на немку, тяжело сопевшую под шубой. Ему показалось странным, что вот эта самая женщина, одетая в форму, которая была для Юрки символом чего-то ужасного, почти адского, оказывается, была в свое время веселой и могла шутить, смеяться и очень любить своего мужа. После карточки с «пиратами» была фотография на теннисном корте, потом фотография в турпоходе: Ханнелора и Хайнц лезут на какую-то каменистую гору. Их проглядели не задерживаясь.

— Во! — шепнул Юрка, когда Дуська перевернула лист. Фотография была сделана на природе, на какой-то полянке, заросшей высокой травой и цветами. Ханнелора лежала в траве, под головой ее был рюкзак, светлые волосы распущены, руки и ноги разбросаны в стороны. На ногах у нее были спортивные штаны, а клетчатая рубаха на груди расстегнута, и наружу, на обозрение Юрки и Дуськи, были выставлены большие груди. Хоть Юрка уже и видал их мельком в натуре, но здесь, на фотографии, они казались какими-то особенно привлекательными, и Юрка их рассматривал, сопя, чувствуя, как напрягается его тугая, молоденькая плоть, его великая тайна… Как раз в это время Дуська пододвинулась ближе к нему и, перенося руку, неожиданно коснулась этой самой плоти…

Женщины из универсального Зоиного взвода относились к Юрке по-матерински или по-сестрински. Юрка, конечно, иногда задерживал взгляд на голых плечах или икрах женщин, стирающих белье, но никогда бы ему не пришло в голову, как Сашке Сидорову, например, подсматривать за бабами в бане. Юрка прекрасно представлял себе, что его время еще не настало. «Вот победим, тогда…» — думал Юрка.

…Когда Дуська его коснулась, он необыкновенно смутился и от этого напустил на себя невероятную суровость и грубость.

— Ишь, сиськи выставила! — ткнув пальцем в фотографию Ханнелоры, сказал он грубоватым баском, словно не замечая прижавшейся к нему Дуськи. А между тем не фотографическая, а самая что ни на есть натуральная грудь Дуськи, хоть спрятанная под комбинезон, пахнущий порохом и авиабензином, заляпанный маслом, была совсем рядом и прижималась к его лопаткам все теснее и теснее.

Следующая картинка была еще отчаяннее. На ней Ханнелора лежала на спине, совсем голая, с запрокинутой головой и раздвинутыми ногами. Это было тоже снято в траве, но с более низкой точки…

Юрка рассматривал фотографию, а Дуська, прижимаясь грудью к Юркиной спине, чувствовала, как колотится его сердце и как часто, возбужденно он дышит. Дуська воровато оглянулась: Клава, немка и Зоя спали как убитые. «Господи! — пронеслась у Дуськи отчаянная мысль. — Ведь завтра не ровен час убьют! Сегодня ранили, еще неизвестно, как от этой раны выживу… Неужто так и пропаду?» Все Дуськины инстинкты забурлили у нее в душе, а по телу прошла тугая, горячая волна желания… «Как ему сказать? — мучилась Дуська. — Ведь пацаненок еще, испугается, девки проснутся — сраму не оберешься! Удавиться охота!»

Третья картинка из серии «На природе» изображала Хайнца и Ханнелору на той же полянке, только теперь Ханнелора лежала на своем супруге, по-лягушачьи подтянув ноги, согнутые в коленях, и выставив прямо в камеру голый зад… Дуська от этого уже не могла себя сдерживать.