Под свадебным фото стояли сразу две надписи, обе по-немецки, одна — почерком Ханнелоры: «Der erste Tag: ich liebe dich!», а другая — более острым, мужским почерком: «Ein Nachtigal und eine Rose». Была и дата: «8. Juni 1934».
Отложив второй альбом, Дуська и Зоя стали разглядывать третий. Заголовок у него был не обычный, не такой, как в двух первых. Он был сделан не черной, а алой тушью и гласил: «Meine Liebe. 1934–1936». Вокруг заголовка были яркой гуашью нарисованы алые розы и сердечки. На каждом сердечке были изображены свастики в белом кружочке. На первой странице была большая фотография свадебного пира с женихом и невестой на заднем плане. Все стоят, улыбки, уже немного хмельные морды, штатские черные костюмы с белыми рубашками, эсэсовцы в черных мундирах, какие-то военные, штурмовики с повязками на рукавах. Бутылки, хрустальные бокалы, какие-то суповницы, масса ложек и вилок, а над головой молодоженов огромный портрет Гитлера с чаплинскими усиками и косой челкой. Под портретом — лозунг: «Alles für Faterland und Nation!» На следующей фотографии была изображена большая, с отвернутым одеялом, постель, вокруг которой стояли букеты цветов…
— Хм! — сказала Дуська. — Ну и намек!
Но когда она повернула следующий лист, то у нее вырвалось уже совсем лихое:
— У, мать твою!..
А Зоя покраснела. На постели, теперь уже совершенно раскрытой, лежала Ханнелора в чем мать родила. Она лежала на животе, обнимая подушку и прижимаясь щекой к ней, а зад ее, большой, белый и гладкий, так прямо и лез в глаза зрителю.
— Бесстыдница! — по-старушечьи прошипела Зоя. — Как же это снимали-то?
— Муж, наверно, — предположила Дуська, переворачивая следующую страницу альбома. Тут уж у обеих вырвалось одно и то же:
— Ух ты!
Эта фотография была почти точной копией предыдущей, только вместо Ханнелоры в той же позе, в обнимку с подушкой и голым задом вверх был изображен ее муж, мускулистый, голенастый, с коротко стриженной головой и квадратным подбородком. «Heinz ist allein» — написано было под этим фото. Зоя сказала, морщась от отвращения:
— Может, отложим этот альбомчик? Там дальше наверняка еще похабнее…
— Да поглядим, чего там… — сказала Дуська, которую изображенное на фотографии явно привлекало.
— Ну и смотри, а я не буду, — сказала Зоя и отошла от стола на шаг. Дуська открыла следующую страницу и как-то очень уж пошло хихикнула:
— Уй, Зойка, не могу… Как уж это они обесстыжели?! Глянь!
Зоя поглядела. Снимок был сделан сбоку от кровати, в профиль. Хайнц лежал на Ханнелоре. Ее ноги обнимали его бедра. Дуська долго не закрывала эту картинку и сопела, глядя на нее, а Зоя хоть и возмущенно отвернулась, но все равно эта вопиющая своей откровенностью картинка стояла у нее перед глазами.
— Ведь снимал их кто-то… — произнесла Зойка сердито. — Я бы со стыда умерла, если бы кто-нибудь хоть краешком глаза увидел! А тут сама снимается, да в альбом…
— А все-таки интересно — сказала Дуська. — Наверно, думала, что для памяти надо и это дело снять. У них, у буржуев, моральное разложение и общий кризис… Там за деньги этакое и в кино показывают…
— Они буржуи, пусть и разлагаются, — заметила Зоя, — а нам нечего глядеть, мы комсомолки! Спалить это все надо!
— А вот это не дело! — возразила Дуська. — Смотреть, может, и не надо, а взять их надо с собой, если уходить будем. Тут вся ее биография в картинках! Может, особистам зачем-нибудь понадобится. Муж или еще кто-то… Вон, на свадебной одних эсэсовцев штук десять, может, из гестапо есть или СД. Нет, жечь нельзя! Давай лучше книжки поищем?
— У нее, у этой шлюхи, и книжки небось все похабные… — сказала Зоя.
— Надо бы у Клавы часы взять да посмотреть, через сколько времени Юрку будить… — сказала Дуська, захлопывая альбом. Она подошла к Клаве, убедилась, что она дышит, хоть и с хрипами, но более-менее нормально, и осторожно сняла у нее с руки наградные осоавиахимовские часы. Стрелки на них показывали половину второго ночи…
Ровно в четыре утра Юрка проснулся, хотя его никто не будил. Он слез с дивана, забрал оружие и сказал, зевая:
— Ложитесь. Я заступил.
— Ладно, — сказала Зоя и осторожно, чтобы не бередить раны, улеглась на правый бок. Она заснула быстро, едва прикоснулась головой к подушке. Дуська сказала:
— А я еще с тобой посижу, можно?
— Спать надо… — сказал Юрка. — Думаете — маленький, не укараулю? Вы у вчерашних фрицев спросите, какой я маленький…
— Да мне просто спать не хочется, — сказала Дуська, покосившись на спящую Зою. — Мы тут немкино прошлое изучали по альбомам. Она всю свою жизнь на карточки засняла, хошь поглядим?
Читать дальше