Александр Тамоников - Пейзаж ночного видения

— И в этом вся сущность воинствующего государства. Какие у него дела с Нарбулой?

— Три причины, Вадим, — усмехнулся куратор, — деньги, деньги и еще раз деньги. У Киева их, в принципе, нет. Весь цивилизованный мир их как бы поддерживает, но денег не дает. У исламистов с финансами напрягов нет. Тема, кстати, интересная и полностью из Янковского пока не извлеченная. Юлит, гаденыш, понимает, что Нарбула на свободе и может до него дотянуться. Пока известно, что исламисты согласились спонсировать несколько проектов подпольщиков, связанных с массовыми жертвами гражданского и военного… хм, населения. Взамен им нужен коридор для поставки в Европу диверсантов европейского происхождения. Сложно, нелогично, но согласись — кому в Европе придет в голову, что под видом украинских гастарбайтеров в европейские столицы направляются люди для организации крупных терактов.

— И Янковский на это пошел?

— Нелюбовь к России перевешивает любовь к Европе. У него причудливые нравственные ориентиры. С ним продолжают работать, и, похоже, самого главного он еще не сказал. Если доказать контакт этих «освободителей» с исламистами из Мосула — будет грандиозный скандал.

— И где нам теперь искать Нарбулу?

— Да нигде, — огрызнулся куратор. — Отдыхайте пока. Ваши лица точно не «засвечены»?

— Точно. У «Виктории» могли заметить только Амбарцумяна и Балабанюка.

— Пусть поменьше шатаются на публике. И базу свою не афишируйте.

— Подумайте, Эдуард Романович, что нам еще желательно знать про Нарбулу?

— Да думал уже, — вздохнул полковник. — Недалеко от Харзрума в горном ауле Аджибек у него проживает больная мать. Женщине 80 лет, проблемы со зрением и слухом. Говорят, что это единственная женщина, к которой Нарбула относится с почтением. В аул ему соваться глупо, если не хочет попасть в засаду. Возможно, в Харзруме через Мурзаева он собирался передать ей деньги или лекарства — но это дело темное. Еще у него имеется родной брат Саиб. Был коммерсантом, переехал работать в Турцию, есть основания полагать, что участвует в бизнесе по перегонке сирийской нефти через турецкую границу, то есть фактически работает на ИГ. Фигура мутная. Я отправлю тебе его фото.

Из ванной, покачивая бедрами, вышла Лена. Из одежды на ней была только тонкая золотая цепочка, рассмотреть которую можно было лишь под лупой. Лена делала вид, что его не замечает. Сладко потянулась, открыла шкаф, задумчиво уставилась на стопку белья.

— Хорошо, я понял вас, Эдуард Романович. — Вадим торопливо скинул ноги с кровати. — У вас еще есть вопросы… или ответы?

— Куда это ты заторопился? — насторожился куратор. — Ой, ладно, иди, не хочу вникать в твою богатую личную жизнь…

И снова отпуск продолжался как ни в чем не бывало. Остался неприятный осадок, но быстро выветрился. «Не стоит жалеть об ошибках, — философски рассудил Вадим, — мы их еще не раз повторим». Снова было море, пляж напротив дельфинария — самое популярное место отдыха, в связи с живописностью побережья и наличием именно здесь большинства торговых точек. После обеда они отправились на пляж втроем. Все шезлонги были заняты, пляж был забит отдыхающими.

— Когда же наконец придумают спрей от людей? — бурчала Маринка, продираясь через лежащих, сидящих, стоящих отдыхающих. — Брызнул — и все в порядке…

— Носи с собой скунса, — смеялась Лена. — Брызнет — и приватность обеспечена.

— Зато в море не утонешь, — добавил Вадим. — Только начнешь тонуть, как обязательно в кого-нибудь вцепишься.

Несколько упитанных женщин сворачивали пляжные коврики — они уже насытились солнечными ваннами. Маринка, издав восторженный клич, бросилась к освободившемуся месту, упала на камни, разбросав руки, чтобы другие шустрые не заняли. Быстро развернули тряпки и коврики, улеглись, испустив облегченные вздохи. Поневоле становилось смешно. По уверению украинской пропаганды, поток туристов в Крым снизился в разы — никто не хочет отдыхать на оккупированной территории. Но если в сентябре здесь такая давка, то что в августе? Море ласково плескалось в полутора метрах, поблескивала галька в прозрачной воде. Шипела пена, обтекая валун, взгромоздившийся в метре от берега. Они лежали, распластавшись, подставив лица солнцу.

Но скоро Вадим, не выдержав жары, резко сел на шезлонге, и Маринка, глядя на него из-под солнечных очков, хихикнула:

— Слушай, пап, а ты чего тут вообще лежишь? Это не твое. Сходи, развейся. Парашют, «банан», с вышки попрыгай. Мы никуда не уйдем, будем ждать.