Александр Тамоников - Сирийский эшафот

— Крепко задумалась. А потом пообещала получше приглядеться к этому официанту с бычьей шеей.

— Ну, ты, Валера, прям как Макаренко. Я даже предположить не мог, что ты такой продвинутый воспитатель.

— До Макаренко мне далековато. А дочь свою я люблю, поэтому и нахожу нужные слова…

Самолет давно произвел взлет и летел в южном направлении, набирая заданный эшелон. Краем уха Павел слышал рассказ Грида. И, сидя с закрытыми глазами, улыбался одними уголками губ.

Да, Валера был очень серьезным человеком. Несмотря на отсутствие «вышки» — начитанным, мудрым, без проблем общающимся с компьютерами и прочей современной техникой. И всегда с особенным вниманием и добротой относился к собственной семье.

Поздно вечером в двух подвальных камерах снова открылись двери — боевики принесли пленным поесть. По чашке фиников, по кувшину воды и по кукурузной лепешке.

Один из боевиков — тот, что ставил перед лейтенантом блюдо с финиками, внезапно сунул что-то в его руку и шепнул:

— Возьми. Это антибиотики и бинт…

Сайнак сжал в ладони пластиковый блистер с валиком бинта и сделал вид, что ничего не произошло.

Когда за боевиками грохнула металлическая дверь, он подполз к раненому заместителю и заставил его проглотить одну таблетку. Такаль был ранен осколком гранаты в голову, командир перебинтовал его рану, после чего нащупал лежащего рядом связиста Башара.

— Прими, — приказал он, вложив в его руку таблетку.

— Что это?

— Антибиотик.

— Откуда он у тебя?

— В кармане нашел, — не стал вдаваться в подробности офицер. — Пей…

Третью таблетку он съел сам. Затем остатками бинта замотал свою рану. Плечо по-прежнему кровоточило и не давало покоя — как бы не началось заражение.

В блистере оставалось еще девять таблеток — на три приема. Маловато, но что поделать?..

«Странно, — подумал он, возвращаясь на место. — Кто бы это мог быть — друг или провокатор?..»

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Сайнак лежал в углу подвального помещения и слушал, как во сне стонут его подчиненные. Не смыкая глаз, он смотрел в непроглядную черноту и вспоминал свою короткую жизнь, с которой, по-видимому, вскоре придется расстаться.

В комнате было прохладно и сухо. Он припомнил, что в старом сельском доме, где довелось жить в детстве, тоже было такое помещение. В нем семья хранила урожай овощей и зерновых посевов — для них данные условия были в самый раз. Правда, утром и вечером отцу приходилось открывать дверь и проветривать комнату…

Уснул Сайнак часа в четыре. А около шести дверь снова шумно распахнулась.

Утром пленников покормили. Во время завтрака лейтенант снял с плеча бинт и прикопал его в земляном полу. То же самое приказал сделать и Такалю. Кем бы ни был тот таинственный человек, подкинувший таблетки с бинтом, но подставлять его Сайнаку не хотелось.

Затем его опять поволокли на допрос.

После вчерашней «обработки» он едва стоял на ногах — кровоподтеки на лице и шее, боль в плечах, спине и грудной клетке, саднившая рана на затылке. Тем не менее, до заднего двора он доковылял сам.

На ковре, как и прежде, сидели знакомые мужчины. Перед ними стояли блюда с фруктами и свежими лепешками, бутылка вина, лежали пачки сигарет, зажигалки и мобильные телефоны.

— Ну что, лейтенант, — подмигнул один из них, — сегодня говорить будешь или приказать, чтобы тебе сразу сломали ребра?

— Пусть сразу ломают, — тихо сказал Сайнак.

Тот, которого рядовые боевики называли Ахмадом, нахмурил брови.

— Тебе могут не только сломать ребра. Я ведь могу приказать казнить тебя.

— На все воля Аллаха, — тяжело выдохнув, посмотрел вверх лейтенант.

— Это верно. Но, прежде чем отправиться к нему на суд, ответь на один вопрос: тебе известно, когда планируется наступление ваших войск на Ракку?

— Нет.

— Ты не знаешь этого или не хочешь отвечать?

— Не знаю. Я всего лишь лейтенант, командир взвода. Такие чины не участвуют в принятии стратегических решений. Это, во-первых. А во-вторых, даже если бы я знал дату, то от меня ты бы ее не услышал.

Сверкнув злобным взглядом, Ахмад кивнул помощникам, и те, взмахнув палками, приступили к экзекуции…

До камеры лейтенант дойти не смог — его отволокли туда под руки два боевика. До самого вечера он лежал на прохладном полу и время от времени впадал в беспамятство.

И снова сознание уносило Фарида в далекое детство — в глухой проулок, где он вступался за слабого товарища. И снова толпа крепких парней нападала на него со всех сторон, нанося болезненные удары по лицу, груди, животу…