Виктор Снежко - Чувства замедленного действия

Нашкодившим и побитым щенком возвращался Косихин в расположение взвода. О патронах у него голова не болела, в «разгрузке» имелось еще два снаряженных магазина, да и россыпью их было достаточно. Его беспокоило другое. Но как он ни ломал голову, выхода из тупика не находилось.

В полнейшей темноте старшина на ощупь добрался до своей кровати, спрятал в рюкзак переданный Акрамом «жучок», затем забрался в спальник и до самого рассвета, едва не ставшего для него последним, не сомкнул глаз.

Ветер буйствовал до утра: гнул до земли ветки кустарников и деревьев с набухшими почками, готовыми вот-вот лопнуть, яростно гудел в проводах и безостановочно хлопал надорванным листом железа на крыше вокзала. С наступлением рассвета порывы его становились все тише, а едва ярко-красная хорда солнечного диска показалась над горными вершинами, стихли совсем.

Новый день обещал быть ласковым и теплым.

Ровно в шесть утра на постах произошла смена. Отстоявшие ночную коловерть бойцы первого взвода отправились отдыхать и приводить себя в порядок, их сменили те, кому посчастливилось провести ночь в теплых спальниках под крышей вагона.

Над покатой крышей столовой задымила печная труба, там хлопотали Наташи, занимаясь приготовлением завтрака.

Накануне, перед заступлением на дежурство, взвод Ратникова отдыхал в вагоне. Бодрствовало несколько человек, не задействованных непосредственно в наряде, среди которых были Некрытов и Новиков.

Комиссар, по обыкновению, был занят составлением бумаг, а Некрытов расхаживал по вагону, нарушая покой пронзительным скрипом сапог. Чего только не делали командир и его подчиненные, чтобы обеззвучить эти кожаные чудовища. Пропитывали машинным маслом, окунали в горячую воду – все было напрасно: стоило их надеть, как сапоги тотчас же начинали визжать на все лады.

На просьбы бойцов избавиться от сапог Комбат оставался глухим. Доводы Новикова и Ратникова, что сапоги демаскируют его в темноте, тоже не имели воздействия.

Громила отдыхал на боковой шконке, ворочаясь с бока на бок, безуспешно пытаясь уснуть под скрип командирских сапог. Вдруг он подхватился с лежака, подсел к комиссару и заговорщически зашептал:

– Надо принимать меры к… сапогам Комбата, иначе они нас изведут. Я сапоги имею в виду. Нельзя так измываться над нами.

Новиков отложил авторучку и посмотрел на Громилу.

– Чего ты от меня хочешь?

Не решаясь сказать главного, тот начал вязать петли вокруг да около.

– В твои обязанности, как комиссара, входит забота о подчиненных?

– Естественно.

– Вот и побеспокойся, чтобы ребята могли нормально отдыхать, а не слушать вой голодных собак. Избавь нас от этих крокодилов.

Новиков почесал затылок и с нескрываемым интересом спросил у подчиненного:

– Что я могу сделать, если сам Некрытов не хочет с ними расстаться? Топором их порубить, что ли?

Громила энергично затряс головой.

– Не надо их рубить, комиссар. Если избавляться от сапог, так с пользой для личного состава. Тут ко мне подходила женщина, интересовалась, нет ли у нас лишней пары сапог в обмен на ведро яиц. Может, сапоги… того?

– Добро, я подумаю, – пообещал комиссар.

Учитывая, что исполнение служебных обязанностей здесь сопряжено с большими физическими и нервными перегрузками, в предложении Громилы был резон. В самом деле, ребята заслуживали нормального человеческого отдыха. Принимая во внимание волосатость Комбата, он не полысеет от горя, лишившись своих ботфортов. Если гора не идет к Магомету…

Ближе к вечеру Некрытов прилег немного покемарить. Проснувшись, он не стал утруждать себя натягиванием сапог, а сунул ноги в удобные туфли и отправился в штаб заставы.

Громилу комиссар отловил на улице и коротко приказал:

– Давай действуй! Сапоги в купе, под его шконкой.

Однако инициатор сделки наотрез отказался выносить командирскую обувку из вагона и пояснил:

– Комбат в краже меня обвинит, потом не докажешь, что я действовал с согласия комиссара.

Новиков в негодовании зашипел на осторожного бойца:

– Хочешь и рыбку съесть, и костью не подавиться. Стой и жди меня на этом месте.

Он сам вынес из вагона злополучные комбатовские сапоги со стоячими, будто жестяными голенищами и передал их Громиле.

Через полчаса на складе Гусельникова на проволоке, пропущенной через перекладину (чтобы не добрались крысы), покачивалось большое эмалированное ведро, в котором было не менее ста двадцати отборных куриных яиц. Бартер состоялся.