Эрик Амблер - Грязная история

Гутар поднялся и ухватил чемодан. Край люка оказался как раз на уровне груди француза. Он забросил вещи внутрь и, подтянувшись, прыгнул следом. Я попытался сделать то же самое, но катер так скакал на волнах, что мне это никак не удавалось. Наконец, во время третьей попытки, из люка выскользнули две руки и, сжав запястья, втащили меня на борт.

Обладатель этих рук, одетый в замасленную, грязную робу, даже не потрудился помочь мне встать на ноги. Как только я плюхнулся на палубу, он стал вращать колесо, чтобы сдвинуть тяжелые дверцы люка, и с помощью рычага опускать на место болты. Катер Геннадио уже исчез в темноте.

Гутар закурил сигарету. Мы так и не обменялись ни единым словом. Задраив люк, матрос в грязной робе знаком велел нам следовать за ним. Я разглядел широкие плечи и внушительную лысину, окруженную пучками вьющихся седых волос. Мы топали по узкому проходу вдоль борта судна, затем, поднявшись по трем железным ступенькам, попали в другой. Матрос привел нас к надстройкам в верхней части палубы. Пол здесь был застелен старым, местами протертым до основания линолеумом. Из-за одной двери слышались звуки какой-то радиопередачи, но никого из членов экипажа, помимо нашего безмолвного проводника, мы не видели. Наконец матрос остановился перед очередной дверью и, ткнув в нее пальцем, впервые заговорил.

— Lavabo, [5] Туалет (фр.). — буркнул он.

Мы кивнули, и проводник, сделав несколько шагов, открыл еще одну дверь.

— Cabine, [6] Каюта (фр.). — пояснил он.

Мы втиснулись в каюту. Вдоль стены сбоку одна над другой были укреплены две койки, рядом — маленький умывальник с раковиной, на переборке напротив коек — две полки, вращающийся табурет и несколько крючков для одежды. Иллюминатор отсутствовал, зато здесь был вентилятор. Места тут оказалось меньше, чем в любой тюремной камере из тех, что я видел. В общем, клаустрофобия гарантирована с ходу.

Стоя в дверном проеме, наш проводник снова заговорил по-французски с сильным немецким акцентом:

— Вы обязаны не выходить отсюда до отправления судна. Понятно?

Гутар кивнул:

— D’accord. [7] Договорились (фр.).

Матрос ушел. Гутар протиснулся мимо меня и запер дверь.

Мы молча переглянулись, француз, пожав плечами, забросил чемодан на верхнюю полку, щелкнул замками и достал бутылку бренди.

Проснулся я в пять часов утра. Судно двигалось, и все в каюте подрагивало и дребезжало от вибрации двигателей. Можно подумать, весь корабль держался не на заклепках, а на гвоздях и болтах, кое-как закрученных от руки.

Голова у меня раскалывалась то ли из-за выпитого накануне бренди, то ли от невыносимой духоты, а может, и по обеим причинам сразу. На верхней койке храпел Гутар. Я попытался опять заснуть, но безуспешно. В голову лезли мысли о будущем.

Все мое имущество, не считая носков и ботинок, болталось у меня перед глазами на крючке. Более того, я и сам пребывал в таком же подвешенном состоянии.

По разным техническим причинам, слишком нелепым, чтобы вдаваться в них сейчас, Египет более не считал меня персона грата. Это, конечно, полный абсурд, поскольку там моя родина. Но поделать тут я ничего не мог. В Порт-Саиде мне не следовало задерживаться надолго — разве что приобрести зубную щетку да смену белья или пересесть на другое судно, а вот дальнейшее пребывание на территории Египта было для меня крайне нежелательным. Тамошняя полиция повсюду сует свой нос. Регистрация в отеле хотя бы на одну ночь могла оказаться в высшей степени опасной. Нет, в Порт-Саид я имел возможность заскочить только транзитом.

Но куда же мне плыть дальше? Вот что меня беспокоило.

Несомненно, в какое-то место неподалеку. Прежде всего я подумал о Бейруте, но там у меня возникли кое-какие неприятности перед отбытием в Афины, а ливанцы обожают покопаться в прошлом. Может быть, Турция? Однако там меня тоже не очень любили, несмотря на постоянную помощь стамбульской полиции. Израиль согласился бы принять меня только в качестве туриста. Равно как Италия и Франция. Сирия как часть Объединенной Арабской Республики, то есть Египта, тоже отпадала. Следовательно, мне оставались Кипр, Ливия, Албания и Югославия. Что ж, и на том спасибо.

К несчастью, в наше время едва ли не во всех цивилизованных странах радушно принимают только туристов и бизнесменов, способных тратить деньги или вкладывать их в экономику страны, технарей, чьи мозги они могут использовать, да американцев, благодаря их подачкам. Солдаты фортуны с моими познаниями попросту нигде не требуются. Старый добрый либеральный девиз «Живи сам и давай жить другим» давно выброшен на помойку. И путь открыт лишь тем, из кого можно извлечь выгоду. А если ты не позволяешь себя доить, перед носом живо опустят шлагбаум.