Эрик Гарсия - Грязное мамбо, или Потрошители

Впервые взяв в руки поджелудочную железу, я почувствовал эрекцию. Причиной тому стал скорее избыток адреналина, чем ощущение живой ткани и металла под пальцами, однако медицинский характер моей работы не помешал приливу энергии в паху. До того дня основным источником возбуждения для меня был секс, как для любого молодого мужчины; видимо, ассоциативная связь дала сбой, вызвав соответствующую реакцию. Так я и стоял — с поджелудочной в руке и в готовых лопнуть брюках.

Рядом теснились еще четыре стажера, поэтому мне оставалось только ссутулиться и притвориться, будто ничего не происходит. Справа от меня Джейк рассматривал хлюпающие клапаны новенького сердечного прибора, сияя, как новоиспеченная мамаша. Скажи я ему о своей проблеме, Джейк, наверное, рассмеялся бы и отправил меня снимать проблему в ванную. Он не понимал: я не хочу прикипеть сердцем к этой работе, не желаю возбуждаться в связи с тем, чему нас обучают. И в то же время в глубине души я сознавал, что никогда не думал заниматься чем-то другим.

Сейчас я знаю — нравится, не нравится, но я был прав. Выбор карьеры, если посмотреть с высоты четвертого этажа заброшенного отеля, вооружившись скальпелями, экстракторами и дробовиком, сделан мной со снайперской точностью.

А может, я спешу с выводами и во всем виноват контекст ситуации. Я не силен в контексте, но слышал, что это вроде бы важная штука. Вот Питер у меня дока по этой части. Но я постараюсь. Вы уж потерпите лирические отступления и отклонения от темы — я никогда не отличался последовательностью.

Работая, я предпочитал держаться в тени. Я знал, как войти и когда убраться. Меня боялись, уважали, ненавидели. Старая, словно неотданный долг, история: мужчины пытались подражать мне или рвались в драку, женщины мечтали отдаться или влепить пощечину, и часто их выбор не имел большого значения. Работы было невпроворот, ночь плавно сменялась ночью, и так без конца.

Не поймите меня неправильно — я помню каждую выписанную квитанцию, каждый искорган, [1] Искусственный орган. — Здесь и далее примеч. пер. который отнес в Кредитный союз. Эти воспоминания — тяжкий груз, маленькие свинцовые бусины, ожерельем висящие на шее и давящие на грудь. Но тогда я варился в гуще событий и не забивал себе голову. Работа есть работа. Так человек пробирается в темноте ночью.

Вот вам пример типичного заказа, специально для плевков и насмешек.

Я заявился в Кредитный союз после двух выходных и одного отгула с большим желанием набрать побольше розовых листков: я неудачно поставил деньги на футбольном кубке колледжей, где дело казалось верным, и хотел подлатать финансовые дыры, пока Кэрол не проверила наш банковский счет. Она становилась на редкость стервозной, когда речь заходила о деньгах.

То было хорошее время для Кредитного союза и соответственно для нас, работавших в отделе возврата биокредитов. Экономика переживала очередной подъем, кредитные ставки росли, поэтому при наличии спроса не было недостатка и в тех, кто отказывался платить; тогда товар требовалось вернуть кредиторам. Все просто и ясно. По крайней мере большинству из нас.

— Ты это видел? — спросил я Фрэнка. — Здесь сказано: живет к северу от Брэддока. — На розовом листке значились адрес, телефон, ставка кредита, зарегистрированное оружие и работа клиента.

— Если сказано, значит, живет, — ответил Фрэнк. — Чего ты спрашиваешь? Бери и топай.

— Это дорогой район, — настаивал я. — Надо проверить, не пропустили ли мы платежный чек по почте.

Так уже бывало и еще сто раз будет.

Фрэнк открыл дверь своего кабинета, жестом предложив мне валить и заниматься делом.

— Ничего мы не пропустили — просрочка восемь месяцев. Да будь у него хоть миллион под матрасом, мне наплевать! Он нам не платит, вот в чем дело.

Тут я спорить не стал, признав правоту коллеги: я много раз видел, как состоятельные клиенты наплевательски относились к своим кредитным обязательствам. Рассудив, что чужие налоговые предпочтения — не моя забота, я зарядил свой тазер, [2] Электрошоковый пистолет. взял набор скальпелей и вышел в ночь.

Высотный жилой дом — почти пятьдесят этажей, воткнутых в небо; мой клиент, Генри Ломбард Смит, жил на тридцать восьмом. Швейцар подобострастно кивнул мне и даже не стал задерживать — татуировка на наших шеях служит отличным мгновенным пропуском. Стремительный подъем на скоростном лифте, один до смешного простой замок, и я в квартире. Хозяина не оказалось, поэтому я решил расслабиться. Дорогая мебель, абстрактное искусство, вид на город из огромных окон на каждой чертовой стене.