Юрий Мокшин - Узники смерти

Я видел, как майор тяжело переживает смерть жены, несмотря на то, что прошло уже столько лет. Мне показалось, что Зотов хочет выговориться, но профессиональная привычка держать язык за зубами мешает ему. Дмитрию Николаевичу необходимо было излить все, что накипело в душе.

— Мы обязательно помянем, — заверил я, сочувственно кивая головой. — Елена Николаевна была прекрасной женщиной. Кстати, напротив нас неплохой бар.

Майор согласился, предупредив, что все расходы берет на себя.

Перейдя на другую сторону Садовой, мы вошли в бар. Устроившись в свободном углу, Дмитрий Николаевич заказал коньяк и кое-какую закуску.

Первую рюмку пропустили молча. Зотов подпер голову руками и, казалось, отключился от внешнего мира.

За стойкой работал телевизор. Диктор в который раз поносил августовских путчистов и восхвалял героических защитников Белого дома.

Неожиданно майор гаркнул бармену:

— Эй, шеф, погаси ящик, слушать противно!

Бармен несколько опешил, а затем нагловато-вежливым тоном спросил:

— А вы что — товарищ?

— Козел тебе товарищ! — выругался Дмитрий Николаевич и уже тише произнес. — Радуетесь, идиоты, и не понимаете, что вас всех вокруг пальца обвели.

Он залпом осушил еще одну рюмку и снова поник головой.

— Что вы имеете в виду и почему думаете, что нас обманули? — не очень решительно осведомился я, наблюдая, как на нас с нескрываемым интересом посматривают посетители.

— Было время подумать. Долго рассказывать.

— Но нам пока некуда спешить. А когда у вас поезд?

Майор взглянул на часы.

— Через шесть с половиной часов.

— И все-таки? — не унимался я.

Дмитрий Николаевич уставился на меня и, чеканя каждое слово ответил:

— Юра, чем меньше знаешь — тем легче жить, и не я это придумал. То, что ты хочешь узнать, является государственной тайной. Узнав ее, ты становишься потенциальным врагом для сильных мира сего, а значит, и потенциальным покойником. Я не хочу обрекать тебя на это и брать на себя такую ответственность.

— Увы, Дмитрий Николаевич, во вы уже заинтриговали меня.

— Ничего, разинтригуешься. Расскажи лучше о себе.

— А что рассказывать? Женат, двое детей — мальчик и девочка…

Тут я сообразил, что сделал промашку, сказав майору о детях. Это обстоятельство могло завязать ему язык.

— Работаю как умею, — быстро продолжал я. — В общем, кое-как перебиваемся.

Зотов налил еще по рюмке и знаком предложил присоединиться к нему.

— За тебя, Юра, за твою семью. Хотя скоро будет еще хуже.

Я терпеливо ждал, кода майору надоест говорить одними загадками, постепенно подводя его к нужной мне теме.

— Дмитрий Николаевич, — спросил я, — а куда вы потом исчезли? Я вернулся из отпуска, а вас уже и след простыл, и никто толком ничего не знает. Или молчали?

— Нет, не знали.

Я понял, что попытка Зотова сохранить тайну — всего лишь последняя вялая схватка перед капитуляцией. Он сам об этом знает и сам этого хочет. Майор опять уставился на меня и долго изучающе смотрел. Спиртное постепенно стало развязывать ему язык и момент откровения настал. Вздохнув, он произнес:

— Если ты так настаиваешь, я расскажу тебе все с самого начала. Дело тут не в смерти Елены Николаевны, хотя для меня это самое главное. Все вертелось вокруг совершенно другого светила. Мы оказались втянутыми в игры высшего порядка и, естественно, не могли не поплатиться за это.

Он тяжело вздохнул и как-то по-театральному, трагично махнул рукою.

"Ну, майор, понесло тебя, — с тревогой подумал я, глядя в его осоловевшие глаза. — Сейчас либо меня запугает, либо сам испугается и замолчит."

Возникла опасность так ничего и не узнать, и я решил срочно форсировать события.

— Вы все говорите вокруг да около. — обиженно произнес я. — Может быть раскроете простому наивному обывателю свои карты.

Майор натянуто улыбнулся:

— Надеюсь, ты помнишь, что восемьдесят третий год был годом Андропова?

Я кивнул головой: "Еще бы я не помнил!"

— Его приход к власти, — продолжал Зотов, — очень многим пришелся не по душе, и это вполне соответствовало планам нового генсека. Конечно, Андропов знал, на что идет, но переоценил свои силы и недооценил силы противника. Грандиозный план, который Юрий Владимирович начал претворять в жизнь, ударил прежде всего по нему самому. Но автор готов был пожертвовать собою ради победы своих идеалов. Даже свою собственную смерть Андропов предусмотрел в том чудовищном замысле, что стал затем продолжать его ученик, а ныне Великий президент и реформатор. Причем преемник и понятия не имел, что является обычной, хотя и центральной куклой спектакля.