Александр Тамоников - Бандеровский схрон

Там никого не было. Вещи вывезены, повсюду мусор. Но база здесь точно имела место быть. Сортир на окраине завален дерьмом до предела. В овраге белели кости невинно убиенных людей. Теперь не поймешь, кого именно бандиты там резали и забивали топорами.

Бойцов брала нешуточная злость, но хутор они осматривали со всем тщанием. Здесь явно имелись следы присутствия женщины, по крайней мере одной. Не невольница – видимо, хозяйка хутора, которую бандиты не использовали в качестве сексуальной игрушки. Соратница, боевая подруга Нестора Бабулы? Следовало разузнать, кому принадлежал этот хутор.

На обратном пути группа попала под обстрел. Из кустарника разразились автоматные очереди. Машина вильнула и зарылась в колдобину. Разлетелась фара.

Оперативники вывалились через прорези в кузове, скатились в высокую траву. Слишком злые они были в этот вечер. По приказу капитана бойцы открыли ураганный огонь по кустам, перебежками пошли в атаку.

Больше всех негодовал Малашенко. Надо же вот так, не за хрен собачий потерять фару! Где он теперь новую возьмет?!

Ребята действовали профессионально, напористо. Файдулин ударил с фланга, поливал огнем кустарник.

В итоге бойцы обнаружили двух небритых оборванцев с немецкими автоматами, густо нашпигованных пулями. Кто такие – хрен поймешь. Возможно, эти уроды видели, что оперативники подались на хутор, и решили устроить им засаду на обратном пути. Случайно пересеклись дорожки. Даже здесь не повезло! Уцелей хоть один поганец, из него бы всю душу вытрясли.

Члены опергруппы возвращались в Турово в гнетущем молчании. Злобно пыхтел Малашенко. По прибытии в комендатуру он затеял скандал с незнакомым сержантом, который пристроил свою машину на его место. Дескать, немедленно убрать! Не видишь, кретин, кто с тобой разговаривает?!

– А ну-ка ша, Федор! – разозлился Кравец. – Ты кто – царь небесный? Места мало? Зазнались вы что-то, братцы. Будете всю ночь у меня работать! Слушай мою команду! Извлекаете из камеры Кащевича и тащите его наверх. А то ему обидно, что про него забыли. Спать не давать, давить психологически. Бить не надо, не нужны нам мученики, а вот угроза расстрела – в самый раз. Важна любая информация о Бабуле и его осведомителях. Он может не ведать, где дислоцируется банда, но кое-что знать обязан. Колите его, парни, а я проконтролирую.

Еще одна бессонная ночь принесла свои плоды. Бывший осведомитель ползал в ногах, умолял пощадить. Он не хочет умирать, у него жена, детки малые, свинарник заваливается, ремонтировать надо. Ему жутко не хотелось рассказывать хоть что-то о банде, он знал, что такая разговорчивость обернется против него. Но оперативники Смерша доходчиво объяснили ему самое главное. Да, Кащевич, бандиты тебя достанут, но не сегодня. Не будешь дураком, успеешь смыться. А мы пристрелим тебя прямо сейчас. Уже дизель в подвале заводится, стенка прогревается, к которой ты встанешь.

В итоге он сдал еще одного осведомителя Бабулы, некоего Тараса Шкурко, проживающего в селе Каргач. Дядька не знал подробностей, но был уверен в том, что Шкурко поставлял информацию Бабуле. Не только до того, как тот покинул хутор Рогуч, но и после.

Какую информацию? Да самого разного плана. Где можно поживиться продовольствием, в каких местах сидят поляки, партизаны, плохо лежит немецкое добро, советские склады стоят с минимальной охраной. А почему Тарас Шкурко такой просвещенный? Так это же элементарно. Он староста, у него своих шнырей хватает. При поляках был на этой должности, и при немцах, и при большевиках продолжает, потому что у них до мелких сел пока руки не доходят.

На этот раз пригодился весь взвод, выделенный комендантом Анисимовым. Объект бойцы окружали по всем правилам военной науки. Впереди работала опергруппа. Трое с огорода, остальные – через вход. Пошли одновременно. Лаяла собака, – к ее счастью, привязанная, голосила худая баба, похожая на костлявую смерть. Ей быстро засунули в рот кляп и задвинули за печку.

Староста оказался прытким, успел нырнуть в подпол.

– Бросаю гранату, – поставил его в известность Алексей, опасливо приближаясь к люку. – Считаю до трех. Раз, два…

– Не бросайте, не надо, не убивайте, люди добрые, – на приличном русском языке пробормотал из темноты местный политический долгожитель.

– Тогда вылезай. Да без резких движений.

Староста выбрался наверх, трясясь от страха. Тщедушный мужичонка лет пятидесяти в обтрепанном пиджачке, залатанных штанах из конопляного полотна. Он нервно мялся, натягивал картуз на уши, видимо, чтобы не отобрали.