Сергей Зверев - Час гладиатора

– Вот ты мне скажи, мил человек, грибов у нас только по одной Московской области – тонны. А летось был в Москве, зашел в магазин, огромный такой, с футбольное поле, а там наших грибов нету. Одни китайские в банках, да дорогие такие! Почему так?

– На покупку товаров за границей выделяется валюта и там – объемы. А если ты придешь в маркет с десятком килограммов, то что с тебя взять? Отката не будет, да и мороки много.

– Во-от, – многозначительно протянул Кузьмич, – выходит, мы ихних людей кормим, а на своих насрать?

– Выходит, так.

После побега из СИЗО и «душевного разговора» с Каретниковым Максим посчитал благоразумным на время уехать из Москвы. Наверняка уже включили план «Перехват», это минимум дней на пятнадцать. Потом его объявят во всероссийский розыск. Поэтому, подумал Максим, месяцок надо отлежаться в тихом месте. Он выбрал самую глухую деревню в тридцати километрах от станции Ожерелье. Деревня практически вымершая: в ней доживают старики – четыре старухи и Кузьмич, «первый парень на деревне», как он представился при знакомстве с Максимом. У него Иконников и поселился, так как остальные дома давно сгнили или стояли наглухо заколоченные.

Перед отъездом в московскую глушь Максим послал письмо Плешкунову, где все подробно ему рассказал о своих последних приключениях и о разоблачении Каретникова. Доказательства он просил забрать из камеры хранения на Павелецком вокзале. А вот когда Каретникова вызовут на допрос и припрут к стенке, тогда можно будет возвращаться в Москву.

– Максим Михайлович, вот ты, я вижу, человек грамотный, – не унимался Кузьмич, – объясни мне: зачем у нас в стране порушили колхозы?

– Да они вроде как сами разрушились, – предположил Максим.

– Не-ет, мил человек, их угробили специально, только чей это замысел, понять не могу. В девяностые все орали: «Создаем фермерские хозяйства, фермер – вот король на селе». А не докумекали, что не приживется у нас фермер. У него мунталитет другой. И еще, фермер-то на Западе как работает? Собрал он, к примеру, на своем огородике помидоры, к нему подъезжает агент, забирает все со двора, и денежки на его счет. У фермера и не болит голова, как товар сбыть. Я в середине девяностых овец держал. Порезал как-то их штук десять. Ну, мясо ладно, кое-как продал с убытком, а шкуры – никак! Никому они не нужны. Бегал, бегал да и выкинул их в овраг. Зато дубленки в Турции закупаем. Это какая, к черту, экономика?!

– Для мелкотоварного производства на селе, Николай Кузьмич, нужна инфраструктура, а ее у нас нет.

– Вот, и я о том же: структура не та! Михалыч, а ты к нам как, пожить или отдохнуть?

– Отдохну немного, от Москвы. Пока тепло. А потом поеду обратно. Дела.

– Ага, ну да. Токо не пойму я тебя, чудной ты мужик. Не алкаш, не бомж, не бандит, а в такую глушь приехал. К нам уже лет пять никто не приезжает, даже туристы. – Кузьмич с прищуром посмотрел на Максима. Тот только неопределенно пожал плечами, – ну, да ладно, не хочешь, не говори. Только чую я, человек ты добрый и сила в тебе большая. Живи сколько хочешь. Мы еще на рыбалку сходим, сеть где-то в сарае завалялась. Дырявая, правда, но я починю.

Подошли к окраине деревни. На пути показался дотла сгоревший большой каменный коттедж. Остов дома мрачно чернел на фоне еще зеленого леса.

– Отчего дом сгорел, Кузьмич? – поинтересовался Максим.

– А-а, это дом зоотехника. Богатенький он был. В конце девяностых переехал в Москву, а дом остался. Продавал его лет шесть и никак не мог продать. А кто тут будет жить? Кроме электричества, никаких благ. Токо раз в неделю приезжает автолавка, привозят хлеб, консервы. А в прошлом годе приехал один покупатель, из Барыбино. Говорит, возьму за сто тысяч и ни копейки больше. А наш-то: «Нет, я лучше его сожгу». А энтот, покупатель-то: «Сжигай!» Ну, он взял и спалил при всех. Мунталитет у них такой.

Вошли во двор Кузьмича. Он поставил корзину с грибами в сенях, бросил курам пшена, распорядился:

– Михалыч, ты дрова поколи немного и печь затопи. А я пока картошку почищу, пожарим ее с белыми грибками.

Максим пошел в сарай за топором.

Дождь лил как из ведра. Он был такой плотный и сильный, что в пяти метрах ничего не было видно. Геннадий Ипполитович и Косоротов стояли у окна и смотрели в направлении главных ворот. Пока никаких признаков движения.

– Может, не привезут сегодня, в такой-то ливень? – неуверенно предположил Косоротов.

– Самур сказал, везут, – Геннадий Ипполитович закурил, при этом покосился на своего зама.